поговорить с Таней, но он-то не заставал ее дома, то забывал вовремя позвонить, уйдя с головой в работу. Доклад он написал очень осторожный, каждое положение тщательно аргументировал, никаких окончательных выводов не делал: все только вероятностно и предположительно. Пока летел в Лондон, занимался стилистической правкой уже логически выстроенного текста, шлепая по клавишам ноутбука, который купил еще в самом начале кризиса 1998 года. Он тогда вложил в него всю свою накопленную рублевую наличность, обесценивавшуюся на глазах. Ноутбук при не очень большом экране весил почти пять килограммов и на фоне современных моделей выглядел каким-то птеродактилем. Однако функционировал безотказно.
В бизнес-классе самолета работать было удобно, но на сам комфорт тогда Александр никакого внимания не обратил. Его мысли были направлены на одно. Он знал, что нужно делать, и сосредоточенно выполнял задание. А вот сейчас, казалось бы, не до комфорта, все катится в тартарары, но почему-то на преимущества бизнес-класса внимание само собой обращается. Да и новенький, легкий, с большим экраном ноутбук радует, несмотря ни на что. Александр закрыл компьютер.
Парадокс или неопределенность цели? Да, похоже, для этого полета движение – все, цель – ничто. Нет, так нельзя. Нужно во что бы то ни стало сформулировать цель. А то прилетит он в Москву и будет беспорядочно метаться по городу. Или придется подчиниться? Нет, нужно по возможности хоть в чем-то разобраться, хоть как-то структурировать факты.
Итак, с Москвой понятно (насколько сейчас может хоть что-то быть понятно). Затем были три дня в Англии. Нужно сосредоточиться и постараться вспомнить все до малейших деталей.
Осень 1577
Уилл с болью в сердце вспоминал осень 1577 года. В сентябре он пошел в школу. Это был его третий учебный год. С этого момента Анна, которой как раз исполнилось шесть лет, очень привязалась к брату. Она мечтала вместе с ним ходить на занятия и вообще как можно скорее покинуть дом, где она разучилась радоваться. Анна хвостом ходила за Уильямом, как только тот возвращался с занятий.
Поначалу сестра расспрашивала его об уроках, но, не получив сколько-нибудь вразумительных ответов, отступилась. Она поняла, что эти вопросы вызывают у брата какое-то болезненное раздражение. И Анна продолжала ходить за ним уже молча. Уильям ее не прогонял, хотя часто она мешала ему: при ней не слишком удобно было вести наблюдения за жизнью свиней или прислушиваться к разговорам в соседних комнатах. При Анне ему почему-то хотелось быть лучше, да и вообще благодаря сестре он впервые начинал задумываться, что такое хорошо, а что такое плохо. «Какая кроха, – думал Уилл, – а уже все чувствует!»
Вопросы Анны будили старую неприязнь к отцу, возникшую как раз с момента появления в их доме Патрисии. Почему все-таки его не отдали в школу своевременно? Этого Уилл не мог ни понять, ни простить. Отец всегда говорил, что его некому было водить в школу, а в одиннадцать лет уже стало можно отпускать одного. Но Уилл в такие объяснения не верил. Ведь до стратфордской грамматической школы от дома Шаксперов было всего четверть мили: пройти по Хенли-стрит, повернуть на Чепл-стрит и зайти за Цеховую часовню. Первые три года учебы он мог бы ходить с Патрисией. Но Джон Шакспер меньше всего думал об образовании сына. Его беспокоили только собственные интересы. И вся эта история
