внимания окружающих и не способствовало мгновенному узнаванию, однако именно благодаря ему она с величайшим мастерством овладела искусством мимикрии. Оно могло без труда принимать черты другой личности, но его собственные черты не отличались характерностью.
Я поделился своими соображениями с Пуаро. Он внимательно слушал, слегка склонив набок похожую на яйцо голову и то и дело бросая пристальные взгляды на два столика, за которыми сидели обсуждаемые персоны.
– Так это леди Эджвер? Да, помню – я видел ее игру. Она belle femme[1].
– И замечательная актриса.
– Возможно.
– Вы, как я вижу, сомневаетесь.
– Я думаю, друг мой, это зависит от окружающей обстановки. Если она в центре спектакля, если все вращается вокруг нее – то да, она хорошо играет свою роль. Я сомневаюсь, что она смогла бы должным образом сыграть маленькую роль или такую, что называется характерной. Пьеса должна быть написана о ней и для нее. Мне кажется, она из тех женщин, которым интересны только они сами. – Пуаро помолчал и неожиданно добавил: – Таких людей на их жизненном пути подстерегает опасность.
– Опасность? – спросил я, удивленный.
– Вижу, я использовал слово, которое удивило вас, друг мой. Да, опасность. Потому что, понимаете ли, такая женщина видит только одну вещь – себя. Подобные ей не видят опасности и риски, что окружают их, – миллион противоречивых интересов и взаимоотношений. Нет, они видят только собственную дорогу вперед. И вот – рано или поздно – катастрофа.
Мне стало интересно. Я был вынужден признать, что такая точка зрения не приходила мне в голову.
– А другая? – спросил я.
– Мисс Адамс? – Взгляд Пуаро переместился к ее столику. – Ну? – сказал он, улыбаясь. – Что вы хотите, чтобы я рассказал о ней?
– Только то, какое впечатление она производит на вас.
– Mon cher[2], разве я сегодня предсказатель судьбы, который читает по ладони и видит человека насквозь?
– У вас это получается лучше, чем у большинства, – ответил я.
– Это все ваша великая вера в меня, Гастингс. Я тронут. Разве вы не знаете, друг мой, что каждый из нас – это мрачная тайна, лабиринт противоречивых страстей, и желаний, и жизненных позиций? Mais oui, c’est vrai[3]. Человек выносит свое суждение – но девять раз из десяти неправильно.
– Только не Эркюль Пуаро, – сказал я с улыбкой.
– Даже Эркюль Пуаро! О, я точно знаю, что вы всегда придерживаетесь идеи, что я самодоволен, однако в самом деле уверяю вас: я действительно очень скромный человек.
Я рассмеялся.
– Вы – и скромный!..
– Именно так. Если не считать – я это признаю, – что я чуть-чуть горжусь своими усами. Нигде в Лондоне я не видел таких, что могли бы сравниться с ними.
– Вы в полной безопасности, – заверил его я. – И не увидите. Так вы не будете рисковать и высказывать свое мнение о Карлотте Адамс?
Красивая женщина (
Мой дорогой (
Но да, это верно (
