с Мурочкой понимающе переглянулись. Склеп Збарасских! Это было приметное место на кладбище и, пожалуй, самое романтическое. Располагалось оно поодаль от часовни, там же, где все польские могилы (отдельного католического кладбища в Нетске не было). Среди аллегорических колонн, обелисков и саркофагов стояло внушительное сооружение из мрамора. Оно напоминало приземистую беседку и густо позеленело от времени. Его широкие ступени вели вниз, под круглый свод, и дальше, в царство тьмы. Вход в склеп был забран кованой решеткой. Она прикрывала боковой проход – одни говорили, влево, другие – вправо. Невидимые снаружи, ступени вели в подземелье, и сколько было их, точно никто не знал.
Подземелье склепа, говорили, было как в каком-нибудь средневековом замке. Скорбными рядами стояли там шесть мраморных гробов. В гробах лежали Збарасские, гордые паны из Великой Польши, угасшие лет сорок назад в унылой ссылке. Старики и теперь еще помнили блистательных покойников, сказочно богатых на родине и одних только украинских холопов имевших чуть ли не тридцать тысяч. Збарасские говорили по-французски бойчее многих французов, а северных варваров ненавидели с жаром, какой был возможен лишь в истинно романтические времена.
Те, кто видал когда-то Збарасских живьем, утверждали, что они все шестеро (отец, трое сыновей и двое племянников) были на одну колодку – худые, плоскогрудые, с горбатыми и тонкими до прозрачности носами. Держались они всегда вместе, служили как ссыльные на каких-то никчемных и ненужных должностях при губернаторе. Все Збарасские были неподкупны, высокомерны, вечно холодны, и никогда их узкие уста не исторгали ни единого русского слова.
Однажды один из племянников Збарасских поведал кому-то из сослуживцев (по-французски, разумеется), что он во время Великого восстания, гарцуя на верном Сбогаре, вот этой самой рукой (он показал небольшую голубовато-жилистую руку) зарубил саблей сто восемнадцать русских пехотинцев. Слух этот быстро распространился по городу. Число погубленных удалым Збарасским служивых росло с каждым ахом и охом. Лишь доктор Сретенский, известный тогда в Нетске материалист и скептик, смеялся над обывательскими страхами. Он твердил, что особа столь жидкой конституции, каков Збарасский, свершить мало-мальски серьезное физическое действие не в состоянии.
Доктору никто не верил. На Збарасских стали смотреть с ужасом и обходили за версту: если племянник такой свирепый, сколько же народу извел Збарасский – старший? Этот был крепче остальных и надменен до того, что казался слабоумным.
Недолго Збарасские пугали город – их одного за другим свела в могилу фамильная чахотка. Три приехавших невесть откуда пани Збарасских соорудили своим героям пышную гробницу. Погрузив, по странному обычаю, сердца покойных в резные кубки, дамы отправились с ними на родину, а в Сибири оставили лишь опустевшие выпотрошенные тела.
Поляки, которые жили в Нетске, не походили на шестерых кровожадных и заносчивых страдальцев, но патриотически поддерживали порядок в склепе. В особые поминальные дни они ставили на гробовые ступени плошки, в которых колебались и прыгали невысокие
