две капли. В детдоме первое, что я слышала, когда ко мне подходили, было: ты Маша или Даша? А уж потом обращались… Хочешь, покажу?
Ее глаза хитро блеснули. Она порылась в сумочке и достала маленький бумажник. Развернула.
– Я всегда ношу ее с собой. Отец снимал…
При слове «отец» ее губы скривились – еще одна тайна…
– Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.
– Разве так бывает? – Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленьких Маши в одинаковых сиреневых платьицах.
– Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая – это я… – Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр.
– Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… – Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.
– Если не хочешь, не вспоминай, – мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.
– Нет, почему же? Дарья сделала татуировки. Вот тут, – изогнувшись, Маша провела ребром ладони поперек своей поясницы, как бы показывая длину воображаемой косы.
Краем глаза Родион заметил, как двое мужчин за соседним столиком плотоядно уставились на девушку. Он и сам ощутил внезапный прилив желания от вида ее изогнутой спины.
– Два дракона, как синие стрелы, – закончила она. – С тех пор мы и отличаемся на этот недвусмысленный штрих.
Родион молчал, стараясь не спугнуть внезапную откровенность. Маша погремела льдом в бокале, отхлебнула и спокойным голосом продолжила свой рассказ:
– Она связалась с одним парнем, который и сделал ее, в конечном счете, такой. Помнишь, меня вызывали в милицию?
– Это из-за нее?
– Да. Все мои беды из-за нее. Дело в том, что Дарья находится в розыске.
– Она что-нибудь натворила?
– Нет. Просто пропала. Этого бы никто не заметил: мы жили на той квартире тихо и почти ни с кем в доме не общались… Квартиру нам дали на двоих после детдома, потому что у Дарьи был уважаемый… Это называется «спонсор». Я оттуда сбежала, снимала комнату за городом, работала в театре. Где меня и нашел Раковский. Я не слишком путано рассказываю?
Родион толкнул воздух рукой, дескать: продолжай. Он уже не мог понять, всегда ли у Маши была такая манера: говорить, перескакивая с одного на другое, или это тоже появилось недавно, после поездки в Москву.
– Так вот, однажды в той квартире, где осталась Дарья, прорвало трубу. Соседям пришлось ломать дверь. Выяснилось, что дома никого нет, и давно: цветы в горшках умерли. Соседи вызвали милицию, объявили розыск, и меня вызывали для беседы, уже здесь, в Самаре… Я рассказала в милиции все, что знала о сестре. В-общем, доигралась она со своей жизнью. Наверное, напоролась на маньяка.
– Она могла
