виноват. Работал он грузчиком в аэропорту, работал много и тяжело:
– Раньше, когда мы только приехали, дела обстояли намного лучше, нам платили пятнадцать долларов в час, но потом экономика пошла вниз, теперь нам платят восемь долларов, еле сводим концы с концами – дом, дети, школа, за все надо платить.
Его жена, необыкновенно уютная и нежная женщина, сказала нам, что раньше она часто выходила за пределы арабского района, но теперь ни она, ни соседи ее не делают этого, стало страшновато после 11 сентября. Когда я спросил ее, вернулась ли бы она в Ливан, если бы там не было войны, если бы все стало как когда-то, она ответила:
– Конечно, вернулась бы, даже не задумалась бы.
Ее муж, подумав, сказал:
– Америка замечательная страна, но все же то место, где ты родился… Оно не отпускает.
Вся семья время от времени приезжает на родину, дети, в частности, старшая дочь – ей лет шестнадцать, она родилась в Америке – так сказала:
– Ливан необыкновенно красивая страна, мне там очень нравится, но дом мой здесь, я – американка.
То же самое сказал старший сын, очень красивый и модно одетый молодой человек лет двадцати.
– Понимаете, мы здесь выросли, это моя страна, хотя иногда я чувствую себя в ней чужим.
В какой-то момент я спросил, как бы родители отнеслись к тому, что их дети выйдут замуж или женятся на настоящих американцах. Наступила чуть напряженная тишина. Отец повел плечами, как бы говоря: «Это их дело», – мать промолчала, да и детям явно не хотелось ничего говорить в присутствии родителей.
Сидя в этом садике, угощаясь арабской едой и покуривая кальян, мне вдруг показалось, будто я нахожусь нигде: ничего не напоминало Форда с его Америкой, равным образом почти ничего в окружении не напоминало Ближний Восток. Какой-то мирок в мире, островок в океане.
Напоследок я узнал совершенно неожиданную вещь: в этом районе нет «белых», но есть зато черные. Оказалось, что вообще в Дирборне, в отличие от Детройта, почти не было черных, потому что местный мэр делал все, чтобы не пускать их в город. Мэр умер, времена изменились, и афроамериканцы стали появляться, причем магнитным полюсом для них стал… ислам. Все больше и больше чернокожих американцев переходят в мусульманство, религию, для которой цвет кожи не имеет значения, в лоне которой они чувствуют себя совершенно равными. Тут я затрагиваю проблему черной Америки, можно сказать, по касательной, к ней я еще вернусь, но то, что мы обнаружили в Дирборне, стало для меня маленьким открытием. И не только для меня. Когда мы выезжали из Дирборна в Детройт, Брайан Кан из Монтаны задумчиво сказал: «А я считал, что знаю свою страну…».
Что до самого Детройта, то он произвел на нас тяжелое впечатление. Город явно находится в упадке. Высоченные красивые дома, говорящие о былом величии «Мотауна», «моторного города», стоят молча с заколоченными и выбитыми окнами, такое впечатление, что город смотрит в прошлое, вспоминает, каким
