водит вас за нос: вам впаривают великую любовь, когда на самом деле научно доказано, что эти гормоны действуют только три года.
Впрочем, статистика говорит сама за себя: страсть длится в среднем 317,5 дня (что, интересно знать, происходит в последние полдня…), а в Париже из трех браков два распадаются в первые три года. В демографических ежегодниках ООН специалисты по переписи населения с 1947 года задают вопросы о разводе жителям шестидесяти двух стран. Большинство пар разводятся на четвертом году брака (это значит, что процедура была начата в конце третьего года). «В Финляндии, России, Египте, Южно-Африканской Республике у сотен миллионов опрошенных ООН мужчин и женщин, которые говорят на разных языках, работают в разных областях, по-разному одеваются, пользуются разной валютой, молятся разным богам и боятся разных бесов, питают бесконечно разнообразные надежды и иллюзии… кривая разводов стремительно идет вверх после трех лет совместной жизни». Это общее место – всего лишь еще одно унижение.
Три года! Статистика, биохимия, мой личный опыт: срок любви один и тот же. Не нравятся мне такие совпадения. Почему три года, а не два, не четыре или, скажем, шестьсот? На мой взгляд, это подтверждает существование трех этапов, которые не раз выделяли Стендаль, Барт и Барбара Картленд: Страсть – Нежность – Скука, цикл из трех ступеней, каждая длиной в год – триада, незыблемая, как Святая Троица.
В первый год покупают мебель.
На второй год мебель переставляют.
На третий год мебель делят.
Все сказано в песне Ферре: «Со временем любовь проходит». Кто вы такие, чтобы тягаться с железами и нейромедиаторами, которые неизбежно вас подведут точно в срок? Ладно бы лирика, с поэтами можно поспорить, но против естественных наук и демографии не попрешь.
VI Дальше некуда
Домой я добрался еле живой. Господи, ну разве можно доводить себя до такого состояния, в моем-то возрасте! Культ зеленого змия – в восемнадцать лет еще куда ни шло, но в тридцать – это уже патетика. Я проглотил пол-экстази, чтобы без проблем целоваться с незнакомками. Иначе не решился бы попытать счастья. Сколько девочек я так и не поцеловал, испугавшись получить по морде, – не сосчитать. В этом мое обаяние: я не уверен, что оно у меня есть. В «Куин» две поддатые блондинки, ничего, хорошенькие, – они шарили язычками у меня в ушах, создавая эффект стереофонического бульканья, – спросили:
– К тебе поедем или к нам?
Устроив коллективный засос обеим сразу (и покусав четыре грудки), я гордо ответил:
– Вы к себе, а я к себе. У меня нет с собой резинок, и потом, я сегодня праздную развод, так что буду мандражить – вдруг у меня не встанет.
Я оседлал мотороллер и вернулся в свою пустую квартиру. Рука страха сжала мне желудок: дошло экстази. А толку-то: очень надо было всю ночь убегать от самого себя, чтоб под конец быть настигнутым у себя дома? В кармане пальто я нарыл остатки кокаина в конверте. Втянул прямо с крафтовой бумаги. Хоть немного развеет хандру. У меня остался
