мне, все так и есть, Дипольд… Я вижу перед собой сына. И я не узнаю его. Нет, не так… Не узнаю до конца, прежнего – не узнаю. Или, быть может, узнаю с той стороны, которой не видел и не знал в тебе раньше. Понять не могу, в чем тут дело и как такое возможно, но сердцем чую. Все ли с тобой в порядке, мой мальчик?
«Мой мальчик?!» Что за телячьи нежности?! Поведение отца начинало не просто озадачивать – пугать. Стареет курфюрст? Или замыслил какой-то подвох? Или все же дело в другом? В отцовской любви, которую прежде Карл не особенно-то и выказывал?
– Со мной все будет в полном порядке, когда сдохнут маркграф и его магиер, – фыркнул Дипольд. – А заодно – все прочие оберландские свиньи…
– Когда сдохнут, говоришь? – переспросил Вассершлосский герцог. – Маркграф. И магиер…
Отчего-то Карл выделил именно магиера.
Курфюрст хмурился. Блеска влажной пелены в его глазах Дипольд больше не видел. Вместо нее в очах отца теперь посверкивала непреклонная решимость. Тоже, в общем-то, редкое явление для осторожного остландца, привыкшего укрывать от чужих взоров свои истинные чувства и помыслы.
– А знаешь, возможно, ты прав, сын, – задумчиво произнес Карл. – Сдается мне, все дело в этом магиере. Наверняка, проклятый прагсбуржец опутал тебя своими колдовскими тенетами, которых сам ты попросту не замечаешь. И я надеюсь, смерть Лебиуса, действительно, развеет темные чары и принесет успокоение в твою смятенную душу, а мне вернет прежнего сына. Я очень на это надеюсь, Дипольд…
Пфальцграф промолчал. Дипольд ни в коей мере не разделял нелепого предположение отца. Он не верил в возможность околдовать человека исподволь, тайком – так, чтобы тот ничего не заметил и не догадался о свершенном над ним магическом действе. Но сейчас-то важно было другое: Карл проникся, наконец, нужным настроем!
Дипольд видел, как крепко пальцы отца сжимают широкие подлокотники. Вон, аж фаланги побелели! Прежде ничего подобного он за своим сдержанным родителем не замечал. Можно было только догадываться, какая буря бушует в сердце курфюрста, если несокрушимая броня напускного спокойствия Карла Осторожного дает такие трещины.
– Война с Верхней Маркой будет, – откинувшись на спинку кресла-трона, остландский курфюрст объявил об этом как о деле решенном. – Но, поскольку нам придется иметь дело с опаснейшим противником, к войне этой мы станем готовиться так, как я сочту нужным.
Лицо пфальцграфа дернулось. Губы искривились. Глаза полыхнули недобрым блеском. Карл этого не заметил. Не счел нужным замечать:
– К кайзеру я отправлюсь сегодня же. Мои гвардейцы поедут со мной. С верной гвардией при императорском дворе я чувствую себя спокойнее. Сам понимаешь, двор – это настолько м-м-м… непредсказуемое место.
Дипольд понимал. Двор Его Императорского Величества – такое место… А курфюрст Карл Осторожный всегда должен блюсти осторожность. В особенности, находясь… «Так близко к трону» находясь.
– В Вассершлосе я оставляю…
Карл повернулся к неподвижной, закованной
