что заставило тебя запереться в четырех стенах, – поднявшись, весело сказал Ларс. Его уже развязывали, к нему пробивались враз отыскавшиеся старые знакомые, его дружески похлопывали по плечам и пытались приобнять.
Яр стоял на коленях.
– Чужаки в плащах, – мертвым, враз выстывшим голосом ответил Хам Проволочник. – Черные демоны. Я вижу их за окнами. Там, в тени. Я вижу их. Только я один. И больше никто.
Сделалось тихо.
Яр, перестав скулить, посмотрел на экран.
В глазах Хама плескалось безумие.
Глава 7
Комната была такой маленькой, что Яру невольно вспоминались часы, проведенные в стенном шкафу его квартиры. Тусклый светильник, на котором скопилось столько пыли, что по ней можно было рисовать пальцем, неприятно мерцал и едва слышно потрескивал. Яр уже притерпелся к отвратительному запаху, что вместе со сквозняком вползал в комнату из-под запертой двери. Он даже мог есть, почти не испытывая тошноты, хотя на первых порах проглоченная еда сразу же лезла наружу.
Обстановка в комнате была более чем скромная. Легкую пластмассовую кровать, наверное, похитили из какого-нибудь дома отцветания: только там и можно было найти столь убогую лежанку. Потертую тумбочку, скорей всего, прихватили заодно с кроватью. На ее верхней крышке чем-то острым была выцарапана неровная надпись – Яр с трудом ее разобрал: “Азик Ломов самый лучший”. Кто был этот Азик Ломов, и для чего ему понадобилось портить пусть и дешевую, но вещь, Яру оставалось только гадать.
Он и гадал.
А что еще ему было делать? У него отобрали все вещи, вытянули из-под кожи даже паспорт – тонкий и прозрачный чип идентификации – это оказалось не так больно, как он ожидал. Ему нечем было развлечься, его лишили всякого общения, его оставили наедине с собой, надолго оставили, – и это оказалось куда неприятней, чем процедура вытягивания чипа из-под тонкой, потеющей кровью кожи.
Он тихонько пел, дважды в день делал зарядку; он пытался вспоминать сюжеты давно виденных программ, мысленно обращался к старым знакомым, воображал, что пишет женам письма – Ольше и Мае. В первую очередь Ольше, конечно же! Ему было, что ей сказать.
“Теперь я знаю, кто вырастает из диких детей, – мысленно обращался он к Ольше. – Я насмотрелся на этих выплюнутых обществом недочеловеков. Они не способны жить как все, как нужно, как правильно – только лишь потому, что их матери однажды решили не отдавать своих детей в дом воспитания. Только опытные наставники способны подготовить человека к жизни, только проверенные поколениями программы могут сформировать правильную личность! Ты хочешь выносить ребенка сама. Пускай! Это не самое страшное, ты просто рискуешь его и своим здоровьем. Но нельзя калечить душу ребенка. Это опасно не только для него, но и для всего общества. Для всей системы, выстроенной человечеством, – слава предкам, строителям городов!“
Он шевелил губами, проговаривая эти слова, и ему казалось, что он исключительно убедителен. Он искренне полагал, что это он сам – сам! – додумался до таких замечательных слов, до этих мыслей.
