вот и полез, – забормотал Пыу, до которого потихоньку начало кое-что доходить, и это кое-что ему очень не нравилось! Еще не хватало, чтоб тупой мальчишка с отбитыми мозгами стал героем стражницкого дела!
Но тысяцкий лишь бросил на него хмурый взгляд и скомандовал:
– Тут еще женщины должны быть! Вот ими и займись! Не иначе как там прячутся! – После того, как забор между двумя хозяйствами развалился, стал отлично виден и уцелевший валкаран гекчей, один в один схожий с чукотским. Туда тысяцкий и кивнул.
Мальчишка, значит, на олене восседает, как тойон какой, а опытного, можно сказать, заслуженного стражника баб отправляют арестовывать? Ну есть ли на Сивире справедливость? Но спорить Пыу не решился. Переступая через вывороченные из ограды колья, неохотно направился к ведущей внутрь уцелевшего валкарана земляной галерее.
По разнесенному по косточкам и раскатанному по бревнышкам (в полном смысле этого слова) подворью пронесся стремительный порыв ветра. Невысокий черный смерч, танцуя, закружился на руинах, взметывая ввысь щепки и пыль сухих трав. В нос ударил омерзительный, какой-то старушечий запах. А еще ветер пах гарью. И смертью. Запахом, что реял нынче над всей опустошенной огнем чэк-наев Югрской землей. Вихрь заскакал по разгромленному двору, пронесся мимо Хадамахи и со свистом втянулся в уцелевший валкаран гекчей. Женский крик прорезал тишину.
Хадамаха спрыгнул со спины оленя и, оттолкнув топчущегося на пороге Пыу, кинулся в темную земляную галерею дома. Из плотной и тяжелой, как гранитная плита, тьмы слышались странные чавкающие звуки. С грохотом расшвыривая какой-то хлам, Хадамаха рванулся вперед.
Резкий алый свет ударил в глаза. Багровые блики заплясали на лице. В выложенном камнями углублении очага полыхало подземное Рыжее пламя! С треском расшвыривало искры – как хохотом заходилось! Женщины в меховых чукотских комбинезонах неподвижно валялись у очага. Тела казались смятыми и сплющенными.
Хадамахе показалось, что вокруг старшей женщины обвилась толстая, как корень старого дерева, змея. Гладкие кольца вздувались и опадали, мерно пульсируя. Оранжево-алые искры с треском пробегали по ним, стягиваясь к мертвенно-бледному лицу женщины. Черные лохмотья смрадного дыма скручивались в кокон, обхватывая шею.
Сзади затопотали шаги – и тишина, звенящая, как вопль. Не оглядываясь, по одному лишь запаху кромешного ужаса, мальчишка знал, что за спиной у него стоит Пыу.
С тягучей неторопливостью змеиные кольца начали разматываться. Черный кокон отлепился от шеи женщины, и… резкий визг полоснул по ушам. Кокон взорвался изнутри, обдав Хадамаху трупной вонью и пеплом. В черном вихрящемся мареве и липких лохмотьях дыма плавало сморщенное личико злобной старухи. Сквозь полумрак мертвенным гнилостным светом полыхнул белесый, затянутый гнойной пленкой глаз!
– Хи-хи-хи! – длинный, похожий на шмат гнилого мяса язык с хлюпаньем облизал растянутые жабьи губы…
Черная кольчатая змея развернулась, как хлыст. К горлу Хадамахи метнулась длиннопалая
