на вопрос: что представляет собой это правоотношение, где права и обязанности одной из сторон распределены между двумя лицами?
По нашему мнению, поскольку здесь на стороне одного участника правоотношения выступают два лица, вполне уместно говорить о наличии множественности лиц в правоотношении[76]. В то же время так как здесь происходит разделение между участниками множественности прав и обязанностей, а не предмета исполнения, как в долевых обязательствах[77], либо альтернативы в выборе субъекта исполнения, как в солидарных обязательствах, данная множественность лиц принципиально отличается от множественности, которая рассматривалась нами в предыдущих параграфах. Следовательно, этой форме множественности необходимо присвоить свое наименование – например, «расщепленная» множественность лиц, в противовес традиционной категории – «параллельной» множественности лиц.
Говоря о множественности лиц в договорах в пользу третьего лица, следует отметить следующее.
Во-первых, необходимо определить, с какого момента возникает такая множественность – с момента заключения договора или с момента изъявления со стороны третьего лица желания воспользоваться своим правом? Поскольку множественность появляется в тот момент, когда третье лицо наделяется правом требования к должнику, для ответа на поставленный вопрос необходимо определить, когда третье лицо получает названное право. Эта проблема рассматривалась еще в дореволюционном гражданском праве. Так, по мнению Г.Ф. Шершеневича, право третьего лица по общему правилу возникает только со времени выраженного им согласия – поскольку договор в пользу третьего лица имеет дарственный характер, а дарение предполагает согласие одаряемого на принятие дара[78]. Мы присоединяемся к выводу Г.Ф. Шершеневича, поскольку, в противном случае, как им верно замечено, контрагентам было бы невозможно изменить заключенный договор еще до выражения третьим лицом своего намерения относительно предусмотренного в договоре права, что может быть чересчур стеснительно.[79]
В литературе по поводу данного вопроса высказывалась точка зрения, согласно которой у третьего лица до момента выражения им намерения воспользоваться своим субъективным правом это право, действительно, отсутствует, однако у него есть особое «секундарное» право, т. е. своего рода «право на право», которому соответствует не обязанность другой стороны, а связанность ее этим правом[80]. Поскольку множественность лиц в договоре в пользу третьего лица не может, по нашему мнению, возникнуть до выражения третьим лицом намерения воспользоваться предоставленным правом, для нас в рамках рассматриваемой проблематики безразлично, как характеризовать правовое положение третьего лица в договоре до реализации им возможности изъявить желание воспользоваться соответствующим правом и как именовать эту возможность – «секундарным»
В литературе высказываются и иные мнения относительно природы правоотношения, возникающего из договора в пользу третьего лица. Так, по мнению Ю.А. Тарасенко, договор в пользу третьего лица «в законченном виде представляет собой трехсторонний договор, в котором формирующие условия договора стороны связаны двусторонним, возмездным отношением» (Договор в пользу третьих лиц: особенности правовой конструкции // Сделки: проблемы теории и практики: сб. ст. / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. – М., 2008).
Ковалевская Н.С. Указ. соч. – С. 51.
Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. – С. 314.
Там же. – С. 313. Кроме того, это хорошо объясняет, почему после выражения третьим лицом соответствующего намерения нельзя (по общему правилу) изменять или расторгать договор – это означало бы лишение лица соответствующего права без его согласия. Противоположные взгляды на момент возникновения права у третьего лица в современной цивилистической литературе можно найти, в частности, у Ю.А Тарасенко (см.: указ. соч.).
Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Среди исследований, специально посвященных проблеме секундарных прав, см.: Бабаев А.Б. Проблема секундарных прав в российской цивилистике: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2006.
