выяснения истины мне понадобился Валентин. Таискина древнейшая профессия значительно облегчала общение с нею, поэтому Валентин мог без особого труда завязать знакомство и непринужденную беседу в нужном русле. Затем, не сразу, конечно, но со временем, сумел бы познакомиться с ее окружением, покрутиться, послушать, может, что и мелькнет. Естественно, накладные расходы сверх утвержденной сметы.
А вот и фотография: Верочка и на втором плане Таиска, именно – свадебная церемония, и я слева, да, этот громила – и есть жених, а ныне муж, кстати, сейчас выглядит не хуже.
Оказалось, что Верочку Валентин немного помнил еще с прежних времен.
– Красивая была девочка, на вид породистая, хотя все вы сейчас, в сущности, дворняжки, – заметил он. (Это я пропустила мимо ушей.)
– Ну что, возьмешься?» – напрямик спросила я.
Валька, конечно, поломался, даже поторговался, всласть поиздевался над дамскими дружескими чувствами, не постеснявшись непристойными предположениями относительно их подоплёки, однако предложение принял и взял задаток. Я же знала, к кому ехать.
А пока то да сё, оказалось, что последний автобус уже ушел, и 25 км до станции – это вы уж меня простите, пешком не очень-то, особливо вечером и лесочком.
Так что переночевать мне пришлось в Валькиных хоромах, правда без ущерба для целомудрия; как я сообщала, Валька не находил меня привлекательной, Бог ему судья. Меня он тоже особо не интересовал.
Ночь я провела скверно, спалось на новом месте плохо, одолевали мрачные мысли и сознание своей беспомощности перед обстоятельствами и судьбой.
Особенно противно стало утром, настолько, что я даже начала бояться, что вся наша договоренность растаяла, как дым. Валентин проснулся весьма неохотно и в мизантропическом настроении, а я настолько пала духом при виде непрезентабельной обстановки и Валькиного состояния, что сама идея показалась мне отнюдь не безумной, а просто идиотской. Неприятные, скажем прямо, выпали полчаса.
Однако постепенно что-то стало налаживаться. Валентин глотнул из недопитой бутылки, вскипятил фантастического по крепости чайку, сервировал его в средней помытости чашках и олово за слово стал медленно превращаться в прежнего Вальку.
А меня вдруг пронзило; вот я пью чай вовсе не с реальным человеком, а с литературным образом своей юности, с демоническим скептиком и мизантропом, еще радуюсь, что узнаю его прежние повадки… Реального же человека напрочь видеть не желаю.
В реальности, в свете летнего утра демонический Валентин – всего лишь невзрачный мужик почти средних лет, жизнью битый-перебитый, оторвавшийся от своих корней, до кошмара одинокий.
Может быть, он достоин сострадания не меньше, чем исчезнувшая Верка (если жива, конечно), но ради неё я готова перевернуть небо и землю, а о Валентине забуду в тот момент, как необходимость в нем отпадет. Пока смотрю на него как на средство, интересуюсь мало, вернее, просто делаю вид – чтобы он не взбрыкнул
