хилом стебельке и спичечных ножках. Ваня подбрасывал ее к потолку:
– Пушинка, как ты, Ирка!
Лида летала с таким же каменным лицом, как ела, ходила на горшок или играла с тряпичной куклой.
– Зато характером точно в тебя, Ванечка, – хохотала Фира.
Январь девятьсот первого оказался невиданно снежным. Метровые сугробы возле Дюка позволяли всем желающим поздороваться с градоначальником лично за руку.
Фира с Ваней радовались неожиданным каникулам – то снега, то забастовка. Они ходили гулять аж до прудов в усадьбе Разумовского, катались на саночках и пили чай на Дерибасовской. Хорошо снова остаться одним.
– Помнишь нашу каюту? – хихикала Фира.
– Ирка, я себя не помнил тогда, какая каюта? У меня только ты со своей сотней пуговиц и крючков перед глазами – руки трясутся, в глазах плывет. Если бы не боялся напугать тебя в первый раз – рванул бы то платье одним махом сверху донизу!
– Прям африканские страсти!
– Африканские, говоришь? Сейчас напомню! Где то платье дурацкое?
Реконструкция первой ночи закончится для Фиры новой беременностью, а для Нюси за стенкой самыми щедрыми чаевыми от клиента за звуковые спецэффекты. А чего не пошуметь, если Лидочка была у Ривки. Женщины двора организовали бытовую версию мусульманского гарема – по очереди дежурили со всеми детьми и готовили на всех. Многодетная Ривка уговаривала Фиру: – Ты смотри, как удобно: варишь юшку что на двух, что на десять – времени-то одинаково. Зато потом три дня отдыхаешь аристократкой.
Сема поинтересовался, относится ли это и к супружескому долгу, или распространяется только на кухню и детей.
Фира, конечно, была заинтересована в передышке, однако потом быстро прикинула, что такой обмен будет интересен только после третьих родов. Ривка явно огорчилась, но продолжала агитировать за кухонные дежурства, правда, без прежнего энтузиазма. В конце концов Фира согласилась с поправкой на количество детей и других членов семьи и отторговала себе один рабочий дворовой день вместо трех и лучшие рецепты болгарской, польской и бессарабской кухни.
Фирино дежурство закончилось. Тянуло гарью. Градоначальник Божьей милостью граф Шувалов лихо обошелся с чумной заразой – он просто велел сжечь старые лавчонки и лотки на Привозе, под которыми роились крысы, а потом вытаскивать из зараженных домов всю мягкую рухлядь и тоже сжигать. Повозки с больными обеззараживали. Огнем и брандспойтом заразу купировали и ликвидировали на удивление быстро.
– Ой, я умираю, – Софа Потоцкая с кошелкой присела на стульчик у своей двери. – Девоньки, там босяков купают!
– Кто о чем, а вшивый о бане! – Семен выглянул во двор. – Софья Ароновна, каких дамских романов вы на ночь начитались?
– Это все градоначальник! Какой мужчина эффектный! Он решил спасти босоту от чумы! Их теперь отлавливают и принудительно моют! Арендовали для этого шесть бань! Тех, кто сопротивляется, окатывают прямо из пожарной бочки! Даже свежее белье выдают – чтоб заразу не цепляли и не разносили! Там
