идти домой!
Казалось, в парке она одна. Анка не сомневалась: вряд ли найдется еще сумасшедший бродить по городу, когда с неба сыпется мерзкая ледяная крупа – то ли дождь, то ли снег.
А потом Анка вдруг увидела на скамейке темный силуэт. Именно силуэт – застывший, неподвижный, будто вырезанный из черного картона. Неживой совершенно. И пошла к скамье, пытаясь понять – что это.
«Может, скульптура, – думала Анка, шагая по дорожке. – Сейчас модно что-нибудь эдакое изобразить, оригинальное и простое в то же время. Типа – собака и старик с палочкой у пешеходного перехода. Или дворник с метлой у магазина. Или дерущиеся мальчишки у школы. Или вон на скамью усадить кого-нибудь…»
Тут Анка рассмотрела, как ветер треплет у «скульптуры» подол черной юбки, как играет с черным шелковым шарфом, перебирает темные пряди волос… и невольно замедлила шаги, словно испугавшись чего-то. Пожалуй, слишком статична фигура незнакомки, будто манекен одели и нацепили на него парик.
Женщина резко повернула голову, Анка вздрогнула от неожиданности. И зачем-то села рядом. А дама в летящих черных одеждах (именно так хотелось ее называть) лишь едва заметно усмехнулась. И снова отвернулась.
Анка не помнила, сколько времени они просидели вот так, неподвижно, не обращая внимания на колючую морось с неба, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Анка лишь чувствовала, как постепенно немеет от холода ее лицо, как все более нечувствительными становятся щеки и пальцы рук, как тяжелеют облепленные снегом пряди волос…
Внезапно незнакомка с едва уловимой насмешкой спросила:
– Ну и что тебе нужно от меня?
– Ничего, – трудно шевельнула Анка застывшими губами.
– Так не бывает, – дама говорила вроде бы холодно, равнодушно, и все же… она смеялась над Анкой. – Ко мне просто так не подходят.
Анка попыталась пожать плечами, но не смогла, так замерзла.
– Да еще в такую погоду. В пустом парке. Вечером. Если только… тебя не вела ненависть.
«Почему сразу – ненависть? – вяло удивилась Анка. – Вовсе я не ненавижу эту дурочку Гульку…»
– Тебя обидели? Предали? Обманули?
Обледеневшие ветки над Анкиной головой тонко и стеклянно прозвенели, будто жаловались на жизнь. В Анкином сердце что-то согласно отозвалось: «…обидели… предали… обманули…»
И Анка прошептала, отвечая сразу на все три вопроса:
– Да. Да. Да.
– Ты хочешь отомстить?
– Не знаю. Нет, наверное.
– Наказать?
Снова над головой запели-зазвенели ветки, хотя Анке казалось, что ветер, наконец, стих.
Анке вдруг захотелось заплакать, но слез не было, только тугой комок где-то в груди мешал свободно дышать, причиняя боль.
Анка кивнула. Видимо, кивнула. Она плохо понимала, что происходит. Казалось, она спит и видит сон. Интересный и… страшноватый.
Незнакомка почему-то пугала Анку, было в ней что-то… нездешнее.
Красивое лицо словно вырезано изо льда – строгое, холодное. И взгляд… Она как сквозь Анку смотрела, девочка чувствовала себя стеклянной и неприятно хрупкой. Казалось, толкни ее незнакомка, и Анка осыплется у ее ног горкой прозрачных льдинок.
Женщина негромко засмеялась, и Анка удивилась: обледеневшие ветки над головой звенели точно так же тонко-хрустально.
Или это ветки и звенели? Как-то не вязался смех с изящной строгой дамой.
Анка увидела, как женщина протянула руку, будто снежинку поймать хотела. И тут же над Анкиной головой что-то звонко хрустнуло. На призывно раскрытую ладонь незнакомки упала тонкая веточка – прямая, без ответвлений, вся в сверкающей ледяной корочке.
Женщина стремительно встала. И тут же вновь поднялся сильный ветер, снежную крупу завертело, закружило, с силой бросило Анке в лицо…
Она зажмурилась, спасая глаза, и именно в эту секунду что-то упало Анке на колени.
– Коснись ею своей обидчицы, – шепнул Анке ветер.
Или это сказала незнакомка?
Анка открыла глаза, но дамы рядом уже не было. Сквозь снежную круговерть Анка рассмотрела черный силуэт на аллее и развевающийся по ветру шелковый шарф.
– И все?! – Анка попыталась закричать, однако голоса не было, она лишь жалко просипела что-то.
Женщина уходила, ее темные волосы стелились над землей, светлой лентой обвивала их поземка. А над Анкиной головой веселыми колокольчиками запели обледеневшие ветки:
– Все-все-все!..
