что‑то даже не в два. Это правда?
– Да, правда.
– А в каких ты был городах?
– Только в Нью – Йорке и в Олбани – столице штата Нью – Йорк.
– Ну, про Олбани можешь мне не рассказывать. По названию все понятно – это Твин – Пикс, да?
– Не совсем…
– Ну, все равно. А Нью – Йорк впечатлил?
– В общем, да.
– Ты там затусовался? В клуб какой‑нибудь зарулил?
– Нет, я там клубов не знаю. И настроения не было.
– А что ты делал?
– Гулял.
– Сколько дней ты там был?
– Два дня.
– И оба гулял?
– Да, а что тут такого?
– Не, меня б задрало. Я бы лучше по клубам прошелся, по барам…
Официантка ставит на стол графин, показывает на пустую тарелку.
– Можно забрать?
– Да, забирайте. И принесите еще нам порцию крылышек, – говорит Миха.
Из киоска «Гриль» идет запах жареной курицы. Таксисты – частники топчутся у своих машин. Светится желтая «М» «Макдоналдса». Вывеска салона «Евросеть» моргает синим.
Девушка в белой короткой юбке переминается с ноги на ногу. На ее загорелые ноги смотрит парень в расстегнутой рубахе.
Под навесом остановки сидят два тинэйджера в черных майках «Кипелов». У одного – магнитофон. Он нажимает кнопку. Играет металлическая хрень: «Ария» или «Кипелов», я не разбираюсь.
Я подхожу к тинэйджерам.
– Я извиняюсь, ребята, а можно сделать потише?
Тинэйджеры глядят на меня. У одного – тонкие усики над губой и прыщи с белыми гнойниками, второй – смуглый, похож на Киану Ривза. Разглядывая меня – пьяного, невысокого, худого – парни решают: дернуться или нет. Преимущество в силе – у них, но вокруг много народу. Вдруг кто‑то вступится за меня? Тогда можно вернуться домой без «мафона» и с разбитыми мордами. Тинэйджеры выбирают мирный вариант.
– Ну, у нас вообще‑то негромко, – гнусавит прыщавый.
Второй молча убирает звук.
– Спасибо, ребята. А можно задать вам один вопрос?
– Задавайте.
Меня редко называют на «вы» – только преподы в институте.
– Вы эту музыку слушаете потому, что вам нравится? Или потому, что друзья ее слушают? Не в обиду, мне интересно…
– В общем, нравится, – отвечает прыщавый.
Подъезжает семьдесят первый троллейбус. Чуваки заходят в заднюю дверь, я – в среднюю, прохожу вперед и сажусь перед кабиной водителя. Троллейбус трогается. Мимо окон движется зелень и серый забор. На задней площадке металлисты врубают музыку громко. Тупой пафосный голос поет:
Я свободен
Словно птица в небесах
Я свободен
Интересно, можно ли петь этот бред всерьез? Наверно, нельзя. Тогда чем это лучше, чем песни про «зайку»
