друг на друга. Оба думали об одном и том же и знали про это. Они уже собрались идти в палату, но тут одна из дверей на этаже с грохотом отворилась и оттуда повалил народ. К палате Воскресенского подбежала молоденькая сестричка в белоснежном халате с собранными корзинкой на затылке косами. Невысокая, шустрая, с огромными глазами и ямочками на довольно круглых для такой хрупкой комплекции щеках. Морскому девушка показалась бы очень милой, если бы она сразу не принялась кричать:
– Вы кто такие? Как сюда попали? Человеку покой предписан! Вы зачем его дергаете? – Предъявленное Яковом удостоверение еще больше разозлило скандалистку. – Судебная экспертиза? А этот пациент что, арестованный? Нет! Я у следователя спрашивала, который тоже, кстати, явился вопреки всем медицинским предписаниям. Но тот хоть извинялся и разрешения поговорить спрашивал. И яблоки принес. Не мне, а пациенту, нечего тут хмыкать! Немедленно уходите!
«Пока в нашей стране медсестры отважно защищают покой пациентов, не страшась ни чинов, ни имен, мы непобедимы!» – с некоторой нежностью подумал Морской. А вслух хотел сказать, что тоже ведь пришел не с пустыми руками… Но не успел.
– Галочка, Галочка, извини нас! – Выглянув из палаты, к медсестре кинулась Лариса. – Это мои родители. Все трое. Мама, папа и отчим. Я тебе про них миллион раз рассказывала. Мы все дружим с Колей Горленко, мы уверены, что он невиновен, поэтому нам очень нужно поговорить с твоим дедушкой. Мы не будем его волновать и не причиним ему вреда…
– Скорее даже принесем пользу! – ввернул Морской, сориентировавшись, что перед ним не медсестра, а внучка пациента. – По первому образованию я медик, – он наткнулся на скептический взгляд Якова и исправился: – По первому неоконченному образованию. В общем, могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что эта капельница вашего дедушку чуть не убила. Вероятно, неприятие веществ. Скажите докторам…
Несколько секунд Галочка растерянно моргала, потом решительно вошла в палату. Игнорируя присутствие склонившейся над больным Двойры, сняла с капельницы препарат, легко отпрыгнула к окну и вылила содержимое флакона в форточку.
– Так будет надежней, – объяснила она ошалевшим зрителям, возвращая пустой флакон на место. – Меня в этой больнице никто не слышит. Хамят, за человека не считают, еле разрешили остаться с дедом – и то не на ночь, а до 20–00.
– О! – Двойра обрадовалась возможности быть полезной. – Это я возьму на себя. Меня послушают, уж не сомневайтесь. – Она прочла название лекарства, удивленно скривилась, фыркнула что-то презрительное в сторону Морского и пошла искать медперсонал, чтоб прояснить и скорректировать картину лечения. – Яков, что ты застрял? – заглянула она в палату через миг. – Пойдем! Будешь моим самым весомым аргументом!
– Спасибо! – уже робко улыбнулась вслед Галина и, сев на табуретку, схватилась за виски. – Так голова болит! Первый раз в жизни решила закурить и
