Василий красавец, всегда опрятный, с кожаным портфелем, – говаривала наша бабушка.
Влюбилась девушка, и стали счастливо жить, детей рожать. А Дима страдал.
Так и остался бы он бобылем, но страшная война смешала все, стерла с лица земли: судьбы людей, села и города, загубила природу. Вся Европа погрузилась в копоть, гарь от горящих машин, разлагающихся трупов людей и животных. Апокалипсис, начало уничтожения жизни на земле. Люди, что вы натворили, загубили жизни не отдельных людей, всего живого. Наплевали на просветителей: Дидро, Руссо, Пушкина, Толстого. И что получили взамен? Можно ли дальше планировать жизнь отдельно взятому человеку?
Наша мама ждала и ждала любимого мужа, отца своих детей, а он все не возвращался.
Дмитрий Александрович попал на фронт одним из первых, служил в артиллерийском дивизионе. Всю войну его дивизион таскал огромные пушки на конной тяге. В атаки он не ходил, о войне рассказывал неохотно. Одним словом, Кузнец – из него живого слова не вытянешь, как говорила бабушка. Дошел с боями до Берлина, его дивизион громил фашистского гада в его логове, как он выражался. Был несколько раз ранен. Но продолжал участвовать в боях все годы войны.
В конце 1945-го Дима Николаев (Кузнецов) вернулся живым и невредимым домой. Никто и подумать не мог, что у него на теле есть какие-то раны. Был он весел, но в делах обстоятелен и чрезвычайно серьезен. Замечательно пел, был душой компании, алкоголь и курение были ему противны. Даже на фронте отдавал табак и спиртное однополчанам, прикатил в деревню на немецком велосипеде с широкими шинами – «Бриллиант» назывался велосипед.
Крестьяне завидовали ему, говорили:
– Ну Кузнец нахапал!
– Зря вы так! Не знаете, сколько вагонов добра тащили из Германии генералы, – отвечал Дима.
Дима с детских лет был чрезвычайно серьезен и честен, не то что украсть – свое, честно заработанное, отдавал. Но когда стал председателем колхоза, мог за колоски, оставшиеся в поле после сборки урожая, отдать под суд, несмотря на послевоенный голод. Сразу после возвращения Дима начал активно ухаживать за нашей мамой, даже понимая, что это безнадежно, все равно оказывал ей знаки внимания. Безрезультатны его ухаживания были потому, что, во-первых, наш папа еще не вернулся с войны, а во-вторых, бабушка считала Кузнецовых низшей кастой, да и мы, дети, каждый день вставали и спрашивали, а где, а когда вернется папа.
Для мамы это был сумасшедший дом, она металась с работы домой, в военкомат. И все мысли были о Васе – где он, что с ним? И вот в январе 1948 года маму вызвали в военкомат и дали на руки письменное сообщение, что ее муж, Киселев Василий Яковлевич, защищая Ленинград, скончался от ран в госпитале города Ленинграда и похоронен на Серафимовском кладбище. Мы с братом, мамой и бабушкой долго плакали, не могли понять, почему же даже раненые вернулись, а наш папа погиб. На следующее утро, просохшие от слез, мы решились написать письмо товарищу Сталину. Дядя Нил, увидев начало письма, объяснил, что это очень опасно, загребут всех – и меня, и маму.
