точно. Надеюсь, что когда обрету тело, с ним вернётся назад и всё остальное.
– Что ты имеешь в виду?
– Даже не знаю, как точно описать, но сейчас я смотрю на всё вокруг словно со стороны. И вещи, которые были бы очень важными при жизни, в нынешнем положении как бы не соприкасаются со мной, а происходят с кем-то другим. Даже со своим воскрешением, честно говоря, я не особенно уверен не в успехе, а в том, что мне вообще это нужно. Непонятно, да? – Борис вздохнул и опустил голову.
– Что ты такое говоришь? Мы снова будем вместе – ты и я. Ты же хочешь этого? – отчаянно воскликнула Женя.
– Да, да. Но в то же время что-то во мне протестует и, наверное, тянет туда, где мне сейчас самое место, хоть я и нахожусь здесь.
– Тебя можно понять. Думаю, окажись я в таком положении – испытывал бы смятение и даже большую путаницу, чем ты, – деловито сказал я, больше стараясь успокоить девушку. – Наверное, так всегда происходит, когда меняется всё привычное вокруг.
– Мне кажется, ты меня действительно понимаешь. – В голосе Бориса прозвучала благодарность и оттенок доверия.
– Уверена, что как только ты весь сюда вернёшься, всё будет по-старому, – заявила Женя и, словно пытаясь переключить разговор на другую тему, спросила меня: – А сколько тебе лет?
– Тридцать три.
– Ого. Возраст Христа! – воскликнула она, а я подумал, что в этом году, наверное, уже миллион раз слышал это от самых разных людей.
Возможно, кому-то подобное было и прямо в тему, даже как-то льстило или предполагало значительные жизненные свершения, словно некая благая примета свыше, но меня к их числу отнести было сложно. Будучи человеком, далёким от религии, но отнюдь и не атеистом, я старательно обходил подобные темы, рассуждая, как мне казалось, вполне справедливо и здраво – каждому своё. К счастью, Женя оказалась вполне адекватной девушкой, даже несмотря на висящий на груди крестик, и не стала как-то развивать эту непростую тему, а просто беспристрастно констатировала факт. Однако я тут же вспомнил о том, что сейчас, вполне возможно, мы имеем прямо-таки уникальный шанс хотя бы что-то вытянуть из Бориса на потусторонний предмет. Конечно, это будут исключительно его слова, но им я был склонен поверить. Поэтому, обернувшись, спросил:
– А ты видел какие-нибудь коридоры со светом впереди или души знакомых людей?
– Нет, я уже говорил.
– Просто те люди, кто переживал клиническую смерть, утверждали нечто подобное.
– Ничего подобного не было. Возможно, после наступления темноты я, если можно так выразиться, потерял сознание, но никакого света или душ не видел. Как есть, так и говорю. Зачем мне обманывать?
– Я просто спросил. Извини, если невольно обидел, – пробормотал я, но Борис отрицательно покачал головой:
– Ничего страшного. Женя меня тоже спрашивала об этом. Но, даже будучи мёртвым, я ничего не могу сказать. Впрочем, возможно, Вера Павловна знает больше.
– Кто это? – рассеянно спросил я.
– Вера Павловна – это мама Наташи, – бесцветно
