на целых два плоских тяжёлых замка и мы остановились посередине широкой с выбоинами дороги, щедро осыпанной осенней листвой, я вздохнул и сказал:
– У меня есть тот, кого я хотел бы вернуть, и собираюсь сделать это завтра.
– Вот и хорошо. Я знала, знала! – запрыгала на месте Женя, а Борис и Вера Павловна посмотрели на меня с какой-то необычной глубокой заинтересованностью.
– И кто же это?
Наташа ни на секунду не отпускала мамину руку и, кажется, с нетерпением ждала, пока они смогут остаться наедине и вдоволь наговориться.
– Возможно, вы будете удивлены, но речь идёт о собаке, – с некоторым вызовом ответил я, почему-то уверенный, что сейчас все непременно замашут руками и закричат, что это никак не подойдёт, и как только подобное могло прийти в мою голову. Однако ничего такого не произошло, за что я был им искренне благодарен.
– Чего же тут странного? Мы всё понимаем, и, думаю, никакой разницы нет, – твёрдо сказала Женя, быстро закивав головой. – Как я поняла из голоса на Этне, чтобы увидеть Трюфельный холм, достаточно трёх живых и вернувшихся, но никаких оговорок о том, кто именно это должен быть, не было. Уверена, в противном случае меня бы предупредили.
Эти слова, как ни странно, посеяли в моей душе нехорошие сомнения – в самом деле, возможно, камни действуют лишь на людей. С другой стороны, какая, собственно, разница? Мучимый этими мыслями, я тепло попрощался со своими новыми знакомыми и тяжело побрёл в сторону дома. Мы договорились, что, как только я решу вопрос с Нордом, просто позову Бориса или Веру Павловну, которые услышат меня откуда угодно, и мы условимся о новой встрече. Конечно, этот момент мне не очень-то понравился – создавалось такое невольно тяготящее ощущение, что за мной теперь постоянно кто-то следит, однако, когда речь касается подобных аномальных вещей, видимо, от этого никуда не денешься.
Когда я, наконец, доковылял вчера до дома и буквально героически поднялся на третий этаж по лестнице, столь ожидаемый покой и забвение в квартире сменились настороженностью и маетой. Я сидел на кухне и вглядывался в качающиеся за окном ветки деревьев, на которых практически не осталось листьев, но зато сидели синицы, выпрашивающие семечки, и мне всё больше становилось как-то не по себе. Нет, не из-за призраков и всех необычных событий дня, а потому, что я остался совершенно один и теперь это необыкновенно давило. Я представлял, как из дверей выбегает Норд, радостно махая своим коротким стоячим ручкоподобным хвостом, мы усаживаемся рядом на полу, и он очень внимательно меня слушает, склонив голову, отчего одно из ушей забавно свешивается. Норд ничего не говорит, но в глубине его больших блестящих глаз я вижу понимание и готовность поддержать меня во всём, без лишних сомнений, рассуждений и вопросов. И это, наверное, самое ценное, что есть в настоящем друге.
Как-то всё это навалилось на меня, смешавшись с детскими воспоминаниями и тем толстым высоким
