и гулко кашляющим в курилке! Может быть, осчастливить, набившись на ночлег, кого-нибудь из старых друзей? Федор в уме быстро перелистал записную книжку, и понял, что осчастливливать, собственно, некого. Кто-то из той, прежней жизни, под любым предлогом точно откажет, кому-то Федор под страхом смерти не стал бы звонить сам. Остальных, имея все-таки вариант ночевки в офисе, не хотелось беспокоить, тем более рискуя после длительного и скучного упрашивания услышать в результате вежливый отказ. Так что же – спокойной ночи, Устиныч? В последней надежде, что кто-то из потенциальных соратников по ночевке остался неохваченным мысленным взором, Федор вынул из кармана свою затрепанную записную книжку. Но тщетно он листал ее замусоленные странички вперед и назад, – ни одной мало-мальски подходящей кандидатуры не было, хоть умри. Федор закрыл бесполезную книжицу, подумав, что надо бы купить новую, а то такую на людях и вынуть-то из кармана стыдно. Вон, рассыпалась вся, а на замусоленном ступенчатом обрезе буквы алфавита были уже с трудом различимы. Вот, какая это буква после И – то ли К, то ли Л. Да нет, точно Л, а где же К? И тут сердце у Федора сладко сжало, потому что он вспомнил, где К. Он эту страничку сам вырвал много лет назад, потому что на ней был записан телефон Кати. Так сильно после женитьбы Федор хотел вычеркнуть из сердца всякие воспоминания о бывшей зазнобе, которую он бросил ради Ирины. Ровно до этой минуты Федор был уверен, что это ему удалось.
В свою бытность военным строителем взаимоотношения Федора с представительницами прекрасного пола имели очень своеобразную периодичность. Совершенно не имея во время работы свободного времени, Федор знакомился с женщинами строго в период своих отпусков. За год отношения с пассией, как правило, утрачивали актуальность, и в свой очередной отпуск Федор находил себе новую. Такая зависимость прослеживалась на протяжении трех или четырех лет, и уже казалась Федору аксиомой. И тут он встретил Катю. Они познакомились в пивном баре, куда Федор с приятелем зашел попить «Ячменного колоса». За тем же, естественно, оказались в заведении и Катя с подругой. Немногочисленные даже в те последние советские годы пивняки пустыми не были никогда, и обе пары плечом к плечу простояли в очереди на вход полтора часа. Еще на улице Федор обратил внимание на очень симпатичную рыжую девушку рядом в очереди. При этом она была рыжей совершенно не в общепринятом смысле этого определения. Не было светлых глаз с красноватыми веками, белой кожи, так подверженной действию солнечных лучей, лисьего огня в обязательно курчавых волосах. Не было даже намека на веснушки. Ее волосы цвета темной бронзы сами собой разделялись на толстые тугие пряди и струились, как у Ботичеллиевской Венеры. Кожа ее от природы была как будто слегка, самую малость загорелая. Это уже потом выяснилось, что Катины дальние корни тянулись в Узбекистан, но тогда Федор никак не мог понять, откуда в разгар зимы на лице и запястьях его новой знакомой мог взяться такой очаровательный и ровный загар? А глаза!.. Ее
