но они жили в нем, и поделать с этим ничего было нельзя. Хотя, наверное, причиной их разрыва, последовавшего почти через три года после знакомства, эти мысли не стали. Просто Федор встретил Ирину.
Он ни дня не «параллелил» с этими женщинами. С Ириной у него вообще все было по-другому, чем с Катей. Катя ему сразу очень понравилась, но и только. В Ирину он просто влюбился по уши, «упал в любовь», как говорят англичане. Кате он сделал предложение больше, чем через год, скорее, как логическое продолжение взаимоотношений, и не очень огорчился вежливым отказом. Ирине Федор предложил руку и сердце на пятый день знакомства, и не представлял, что с ним будет, если она откажет. Ирина согласилась. Назавтра Федор встретился с Катей, и честно все рассказал ей. Катя выслушала Федора молча, только крупные слезы выплеснулись из ее глаз. «Я знала, что так будет, – прошептала она. – Желаю счастья. Если ты когда-нибудь уйдешь от нее…» Она замолчала, явно не зная, как закончить фразу. Потом подняла на Федора глаза, полные тоски, и просто сказала: «Я буду ждать. Всегда». Повернулась, и пошла по благоухающей майскими липами аллее Воробьевых гор, быстро удаляясь из вида.
Федор женился на Ирине, но далеко не сразу понял, что еще отличало его отношения с его теперь уже женой от отношений с Катей. С Ириной не было такого феерического секса, как с Катей. И дело тут было не в Федоре. Он любил и хотел Ирину, бывая тогда, по молодости, совершенно неутомимым. Но Ирина никогда не отдавалась ему с вечно голодной страстью Кати. Каждую секунду с Катей, – не только в постели, но и просто общаясь, Федор чувствовал, что его хотят, хотят больше, чем пить, есть или спать. Чем жить, в конце концов. У Ирины все было размеренно и по плану, в общем, иначе. Именно тогда, чтобы навсегда забыть, не вспоминать, не сравнивать, Федор вырвал из записной книжки страничку с номером Катиного телефона. Но сейчас эти семь цифр легко и непринужденно всплыли в его памяти, как молочная тайнопись проявляется под огоньком свечи. Как будто последний раз Федор звонил по этому номеру вчера. Да и благопристойный повод позвонить эдак вот неожиданно представился. Он снял трубку телефона и, чувствуя, как затряслись пальцы, набрал эти семь цифр.
Наверное, Катя просто была рядом с телефоном. Хотя, необязательно, просто из любого угла ее крохотной квартирки до аппарата было рукой подать. Или радиотрубка лежала у нее в кармане. Как бы то ни было, ответила она на первом гудке, словно ждала звонка.
– Алё-о! – запел в трубке Катин голос, и у Федора внутри все перевернулось.
– Добрый вечер, Катя! – сказал он, пытаясь контролировать предательское дрожание голосовых связок, в результате чего его голос зазвучал совершенно уж неестественно и хрипло. – Это Федор Ионычев вас… тебя беспокоит. Помнишь такого?
Тишина в трубке длилась, может быть, секунду или две, но Федору они показались бесконечными. С какой, вообще, стати он решил, что сюда можно звонить? Потому, что много
