отнести достижение военных целей с помощью медийных механизмов. Он просто расцветает с появлением социальных медиа, которых отличает понижение уровня контроля над достоверностью распространяемой информации, что в результате привело наше время к понятию постправды.
Информация, о которой много говорят в связи с проблематикой информационной войны, на самом деле является промежуточной составляющей процесса влияния, а не его основной целью. С помощью информации коммуникатор пытается повлиять на процессы принятия решений, разворачивая их в нужную для себя сторону. Сложившаяся ситуация с акцентом именно на информации отражает преобладание «технической» точки зрения, пришедшей из более продвинутой и более любимой властями информационно-технической войны, где главными являются киберзащита, кибератаки, хакеры и т. п.
Техническая задача решается возведением все более мощной «стены», которая не должна пустить «чужие» щупальца к «нашим» информационным ресурсам. «Закрытые» ресурсы пытаются закрыть еще сильнее. Но современные операции влияния работают не на закрытых, а на публичных ресурсах, которые никто не пытается защищать, поскольку они по определению другие – публичные, куда открыт доступ всем.
Иногда возникает синтез разного рода сочетаний технической базы и гуманитарного направления атаки: например, американские военные даже употребили термин «киберобеспеченные психологические операции» (Cyber-Enabled Psychological Operations): «Одним из новейших средств в российском информационном инструментарии является использование киберобеспеченных психологических операций, поддерживающих стратегические и тактические цели информационной войны. Эти новые техники включают в себя использование сетей для разведывательной информации, которая может быть использована для запутывания, дискредитации и фальсификации информации. Компрометированные сведения могут быть использованы в медиа в нужный момент» [1].
При этом следует помнить, что нельзя усилить то, чего нет. В этих процессах всегда имеет место усиление одной точки зрения, занимающей маргинальную позицию. Медийное усиление переводит ее на позиции, которые ближе к мейнстриму, хотя и не являются таковым. Кстати, цветные революции также работают на то, чтобы антивластная точка зрения сместилась с маргинальной позиции в доминирующую.
Есть два пути такого медийного усиления извне, которые прошли хорошую апробацию. В одном случае это внешнее усиление делается за пределами страны, а затем транслируется внутрь. Это вариант периода холодной войны, когда диссиденты получали внешнюю поддержку в виде западных радиоголосов, становясь политическими фигурами внутри СССР. Сегодня США использовали этот же метод для борьбы с радикальным исламом, предоставляя медийную поддержку представителям умеренного, а не радикального ислама (писателям, ученым, журналистам).
Благодаря соцсетям появился еще более простой метод, когда нужная точка зрения начинает непосредственно зарождаться внутри страны. Российская попытка войти в американское информационное пространство в период выборов получила широкую огласку [2–18]. Временная точка выборов понятна, поскольку выборы создают большую заинтересованность информацией, чем это есть в норме. А месседжи были выбраны такие, которые усиливали напряжение в обществе (расовые и др.). По этой причине также понятно, что они работали на выборы именно
