style="font-size:15px;"> – Ответьте, – предложил Манн.
– Слушаю, – сказал Кейсер, нажав на кнопку. Даже в холодном свете люминесцентной лампы видно было, как побледнел издатель, взгляд его стал пустым, как внезапно пересохший колодец. Почему-то Манн почувствовал побежавшие по спине мурашки, неожиданный ужас, охвативший Кейсера, передался и ему. Манн не был восприимчив к чужим эмоциональным состояниям, но сейчас ему передалась не эмоция, а нечто более глубинное – мгновенно пересохло во рту, нестерпимо захотелось выпить, причем почему-то не воды, что было бы по крайней мере естественно, а чего-нибудь покрепче, лучше – коньяка, которого Манн терпеть не мог. Он вспомнил о плоской бутылке, стоявшей на верхней полке шкафчика, и рука потянулась сама, Манн открыл левую дверцу, но бутылки не увидел – на полке лежала маленькая плоская белая коробочка, в каких продают лекарства, надпись Манн разглядеть не мог, нужно было взять коробочку в руку, но сделать это детектив не сумел бы ни при каких обстоятельствах – не то чтобы это было тяжело или неприятно, он просто знал, что не сделает этого даже под дулом пистолета, скорее умрет, чем дотронется до коробочки, и почему возникло такое неодолимое чувство, он не мог понять тоже, полное непонимание собственных желаний, поступков и состояния представлялось Манну самым странным и страшным, что могло с ним случиться, рука так и осталась поднятой, но, потеряв способность координировать свои движения в пространстве, он неожиданно услышал все, что говорил по мобильнику собеседник Кейсера. Голос был Манну не знаком, а слова…
– Здравствуй, Питер… Что ты делаешь в моей квартире? Уходи. И сыщика уведи, нечего вам у меня делать.
– Это ты… Ты не…
– Да. Только ты все равно ничего не понимаешь. И не поймешь. И не надо. Просто уходи. И сыщика уведи. А с Христианом я разберусь сам. Ты меня понял?
– Я…
– Понял или нет?
– Я… Да. Понял.
– Ну все. До встречи.
– До… Я не…
– Понятно, что ты не. Пока не. И еще не известно, до каких пор – не.
Голос в телефоне замолчал, и тишина – Манн слышал ее, хотя и не понимал, как это возможно, – настала такая, будто аппарат выключился вообще, не из сети даже, а вообще из мира, если мир – это какая-то информационная сеть, живая и, возможно, разумная.
– Гос-споди, – сказал Кейсер и уронил телефон, ударившийся о доски пола с глухим стуком.
– Что это было? – не узнавая собственного голоса, спросил Манн. – Кто? Я все слышал, что вам говорили. Это ведь не мог быть Койпер.
– Голос Альберта, – в глазах Кейсера по-прежнему была пустота, и говорил он, будто камни языком перекатывал, понять слова было трудно, но с каждым произнесенным словом жизнь будто возвращалась, и в конце фразы издатель сорвался на крик: – Я узнал голос, это он, но ведь Альберт мертвый, мертвый, мертвый!
– Успокойтесь! – резко сказал Манн. – Теперь-то уж точно понятно, что кто-то вас мистифицирует, запугивает. Кому-то надо…
– Я узнал голос!
– Точно
