вам протеже по другим дуррам – тёткам.
– Так-с, крекс – пекс, дуримекс, оч-чень всё распрекрасно! Я сей момент готов, только помою руки после прогулки.
Профессор вприпрыжку понёсся в ванную. Оттуда донеслось его радостное пение, под звуки, льющейся воды.
Этот редкий, изумительный в своём желании – мыть руки после туалета и прогулок, человек, всегда именно этим восхищал свою домоправительницу.
Она ещё в глубокой молодости перенесла через мужчин тяжелейшую психологическую травму. Будучи всегда, девушкой, чрезмерно наблюдательной, она и пронаблюдала страшные для её неокрепшего рассудка вещи. А именно, как категорически не моют руки, особи мужского пола после посещения ими туалета.
Женщины не мыли своих рук за малым исключением, а эти, мужские единичные экземпляры, мыли руки только в порядке исключения из правил. А ведь если разобраться, женщинам и не приходится, простите за сравнение, при посещении туалета, как мужчинам держаться за свои «телескопы».
– И как жить после этого?! Как здороваться с ними за руку?! Браться после них за дверные ручки?! Как?! – терзалась женщина.
Звездина, как ни старалась, никогда не могла этого понять, а тем более простить всё это мужчинам.
Звездина Ивановна, уже только за одно, это, простила Эросу Купидоновичу и всех его непутёвых жён, и всех его клиенток, этих припадошных баб, и всех его сыкливых собак и все его ей непомерные долги, накопившиеся за годы. Она кормила, поила, убирала, носила и тащила в дом всё, включая клиентов. Она, сама лично отыскивала их во всевозможных местах и заведениях.
Учитывая специфичность профессорских консультаций, это было и – эх, как не просто. Но куда ей было деваться, ведь без неё профессор никогда бы не выжил. А она никогда бы не увидела от него расплаты всё увеличивающихся ей долгов!
Эрос предстал, пред ясны очи Звездины умывшимся, причесавшимся и вполголоса напевающим свой любимый фашистский марш «Дольче зольдатен, унтер официрен».
– Фу-у-у! Вы опять взялись за старое, хвашист проклятый? Зашибу счас, сволочь немецкую! – гневно вскричала Звездина, не выдержав пыток фашизмом. Она всегда была истинным ленинцем, преданным идеям коммунизма.
– Не немецкая сволочь, а фашистская. И это абсолютно разные вещи, которые прошу не путать. А этот вальс, пардон, марш, он шикарен и я не подумаю отказываться от него.
– Счас, как дам вам тряпкой по лысине, а ну, марш вальсом на работу, – размашистыми движениями с мокрой тряпкой в руках она стала, как истинный коммунист-антифашист загонять профессора на работу в его кабинет.
А он не сильно-то и сопротивлялся, уклоняясь от взмахов мокрого полотенца, пританцовывая и напевая всё тот же марш, он ужом проскользнул в «консультационную». Через мгновение он выглянул оттуда со словами:
– И всё-таки для работы нужен марш, Звездина!
И захлопнул
