и прежде всего сломи свою гордость»[24]. «Удел всех человеков на земле, удел неизбежный ни для кого, – смерть. Мы страшимся ее, как лютейшего врага, мы горько оплакиваем похищаемых ею, а проводим жизнь так, как бы смерти вовсе не было, как бы мы были вечны на земле.
Гроб мой! отчего я забываю тебя? Ты ждешь меня, ждешь – и я наверно буду твоим жителем: отчего ж я тебя забываю и веду себя так, как бы гроб был жребием только других человеков, отнюдь не моим?»
Это был тихий вечер начала лета. Разгорался алый закат. Щемящий алый закат. Это был вечер. Словно без конца и без края. Словно вечность. Когда все неважно. Когда есть только вот этот вечерний закат. «Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?..» (Пс.115:3) А все, что ни будет, а все, как должно быть… Он ведь знает. Он все знает. Все одно. «Ныне или завтра умрем»[25]. «Так! помяни и оплачь сам себя заживо, – говорит память смертная: я пришла огорчить тебя благодетельно и привела с собою сонм мыслей, самых душеполезных»[26]. «Яко не и́мам покая́ния, не и́мам умиле́ния, не и́мам слезы́ уте́шительныя, возводя́щия ча́да ко своему́ насле́дию…»
II
Кто-то встал рядом с ним. Подал руку.
– Прости мне, я все про тебя понял. Ты не красный командир. Ты прежний офицер нашей армии, – сказал Володька.
Павел пожал его руку. Не удивился и не обрадовался. Как будто знал и ожидал. Володька решительно и в упор не замечал его и не здоровался. Всю зиму. И всю весну. Друзья по училищу. Друзья в полку. Революция разбила прежнюю дружбу. Но сейчас они снова стояли рядом.
Володя молчал. Володя понял, что ведь забыл историю. У императоров-язычников в воинских дружинах были и воины-христиане. Ходили себе на службу и защищали империю. А потом их убивали. За то, что ходили себе на службу и защищали империю, но не склонялись перед ней. Нельзя судить человека по его красной повязке на рукаве.
Он наклонился к другу и заговорил тихо-тихо:
– Я уезжаю в Добровольческую Армию. Поехали вместе, Павлик? «С Дону выдачи нет».
– Я не могу, – сказал Павел. Помолчал. Этого никто не должен знать. Ни лучшие друзья, никто. И все-таки сказал: – Здесь тоже нужны наши офицеры. Раз я еще и оказался как будто свой. Мы будем поднимать восстание.
Володя невольно кинул на друга быстрый и удивленный взгляд. Вот, оказывается, как все. Он еще и так. Владимир знал здесь одну офицерскую организацию. Помогавшую уезжать на Дон. Но, как он слышал, была и генерала Юденича. Тоже помогала выбраться в Добровольческую армию. Но не только. Еще надеялась поднять восстание и в самом Петрограде[27].
– Так, значит, это не слухи? Про Юденича?.. Это правда?
– Это мы, – просто сказал Павлик.
Он сам не знал, как все так вышло. Он просто остался в этой армии, потому что так получилось, и собирался ехать на Дон. Но потом повстречал человека от Юденича. И остался уже пока насовсем. Уже появился новый смысл.
Володя посмотрел на друга теперь уже серьезно:
Ф.М. Достоевский.
«Ныне или завтра умрем», – сказал святой Андрей иноку (Четьи-Минеи, 2 октября).
Игнатий Брянчанинов.
Генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич – после Октябрьской революции нелегально проживал в Петрограде, создает свою собственную контрреволюционную организацию. В январе 1919 г Юденич покинул Россию. В дальнейшем возглавлял вооруженную борьбу на Северо-Западном фронте.
