базилик, святилищ. Подходишь и видишь готические, вознесенные в небо формы; окидываешь взглядом – он расплывается до треугольника египетской пирамиды, а вход стерегут два огромных бронзовых сфинкса – мужчина и женщина, – слуги науки с непроницаемо-вдохновенными лицами. Проходишь через турникеты и чуть дальше – в круглый холл, а там перед тобой уже античная колоннада. Между колоннами, как статуи богов, высятся стенды с газетами, и каждая говорит голосом одной из бесчисленных ныне в стране партий.
– Это наш «Гайд-парк», – прокомментировал Антон, не замедляя шага.
Мы прошли немного вперед и оказались возле Места Поклонения Книгам. На темном дереве лотков – огромные пестрые развалы; каждую обложку хочется немедленно распахнуть, каждую страницу хотя бы наискосок вспахать нетерпеливым взглядом. Берн, Фромм, Ницше, Рерих, Блаватская… А с другого полюса – Шаламов, Довлатов, Веллер, Бродский и бессмертный пассажир электрички «Москва – Петушки»… И прямо посредине, словно живое сердце всего книжного бума, тоненькая книжица с херувимами и рокерами на обложке – либретто рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда».
С кружащейся головой я оторвалась от лотка и прошла за Антоном еще шагов двадцать вперед – к лифтовому холлу. Здесь происходило такое же светопреставление, как в общежитии, но мне стало не по себе, когда я увидела количество этажей на табло – 33! И ведь это не предел, как сказал Антон, просто дальше не ходят лифты…
Я ощутила резкий приступ тошноты – кабина взмыла вверх, как самолет с вертикальным взлетом. Я непроизвольно схватила Антона за руку, он засмеялся и успокаивающе пожал мои пальцы. Мы вышли на шестнадцатом этаже и устремились в лабиринт коридоров, как на бой с непременно обитающим там Минотавром.
Антон оставил меня в небольшом холле – рассматривать выставленные за стеклом образцы минералов – и ушел договариваться с преподавателем о пересдаче; оказывается, за ним до сих пор числился хвост. Я прильнула к окну, и открывшийся вид открыл мне одну простую истину: Москва – моя! Моя со всеми кремлевскими звонницами, сталинскими высотками, зеленым ломтем Воробьевых гор и похожим на упавшие летающие тарелки спортивным комплексом Лужников. Моя до самых отдаленных окраин, смазанных серо-фиолетовой дымкой. Моя, пока я гляжу на нее из окон ее университета.
Теперь я знала, что такое любовь с первого взгляда – это было то чувство, что я испытала, впервые попав в МГУ. Все было в нем, и он был всем: святилищем, суетным человеческим муравейником, теплым домом. Одни его обитатели в накрахмаленных сорочках и с крахмалом мела на пиджаках выходят из лекционных аудиторий, а другие в домашних тапках и тренировочных штанах с пузырями на коленях идут из примыкающих к центральному корпусу общежитий в кинозал. Одни гуляют по его лабиринтам в обнимку, не замечая никого, кроме себя самих, другие вышагивают, выпятив лацканы пиджаков и рассуждая о кафедральных бурях и скорых сдвигах земной коры. Одни выходят из парикмахерской со свежей прической, а другие купаются в бассейне, от которого даже в холл проникает дуновение хлорки.
