говорю я. – И какое у нас расписание?
– Эффи четыре часа учит одного из вас, как себя вести, а с другим я в это же время обсуждаю, что он должен говорить, – поясняет Хеймитч. – Ты, Китнисс, начнешь с Эффи.
Как ни трудно вообразить, чему я могу четыре часа учиться у Эффи, у меня нет ни одной свободной минуты. Мы идем в мою комнату, Эффи заставляет меня надеть длинное вечернее платье и туфли на высоком каблуке и учит в этом ходить. Больше всего трудностей из-за туфель. Я никогда не носила обувь на каблуках, и ступни у меня буквально вихляются из стороны в сторону – ощущение не из приятных. Но Эффи ведь ходит так каждый день, значит, смогу и я. С платьем другая проблема: оно путается вокруг ног, а как только я пытаюсь его подобрать, тут же коршуном налетает Эффи и с криком: «Не выше лодыжек!» бьет меня по рукам. Когда с ходьбой наконец покончено, оказывается, что и сидеть-то я толком не умею! То и дело норовлю склонить голову вниз и не смотреть собеседнику в глаза. А потом еще жесты, улыбки… Улыбаться нужно почти непрерывно. Эффи по сто раз велит мне повторять всякие банальные фразочки, не стирая с лица улыбки. Ко второму завтраку щеки у меня подергиваются от перенапряжения.
– Что ж, я сделала, что могла, – вздыхает Эффи. – Не забывай, Китнисс: зрители должны тебя полюбить.
– Думаете, это возможно?
– Нет, если ты будешь испепелять их взглядом. Прибереги свой гнев для арены, представь, что ты среди друзей.
– Друзей! Да они ставки делают, сколько я проживу! – выпаливаю я.
– Значит – сделай вид! – прикрикивает Эффи, затем берет себя в руки и одаряет меня лучезарной улыбкой. – Вот так. Видишь, я улыбаюсь, несмотря на то, что ты невыносима.
– Очень убедительно, – говорю я. – Пойду есть.
Я сбрасываю туфли и, задрав платье до бедер, шлепаю босиком в столовую.
Пит и Хеймитч выглядят вполне довольными, и у меня появляется надежда, что вторая консультация выйдет удачнее, чем первая. Какая наивность! После ленча Хеймитч ведет меня в гостиную и, усадив на диван, хмурится.
– Что такое? – не выдерживаю я.
– Пытаюсь понять, что с тобой делать. Как мы тебя подадим. Очаровательной? Чопорной и холодной? Яростной? До сих пор ты была звездой: ради сестры добровольно пошла на Игры, потом твой дебют – незабываемый, благодаря Цинне, – самый высокий балл на тренировках. Публика заинтригована, но никто не знает, какая ты есть на самом деле. И от впечатления, которое ты произведешь завтра, напрямую зависит, сколько спонсоров я смогу для тебя заполучить.
Я с детства смотрела интервью с трибутами и понимаю, что Хеймитч прав. Если ты понравился публике – юмором ли, грубой силой или эксцентричностью, – это большой плюс.
– Как будет вести себя Пит? Или это секрет?
– Как приятный, обходительный молодой человек. Он очень мило и естественно умеет посмеяться над самим собой, – говорит Хеймитч. – А ты такая мрачная и озлобленная, что только заговоришь, будто холодом веет.
– Неправда! –
