таких, как он, не очень-то торопились зачислять в армию. Им не облегчали путь к офицерской выучке и последующим чинам. Парану вообще не повезло: его отправили в Кан, где гарнизон ветеранов восемь лет подряд зализывал раны былых сражений. Там молодого, неопытного лейтенанта, да еще и аристократа, встретили с плохо скрываемым презрением.
Паран считал, что отношение к нему изменилось после резни на дороге. Он оказался проворнее многих ветеранов, чему в немалой степени способствовала его превосходная боевая лошадь. Более того, чтобы показать остальным свое хладнокровие и выучку, Паран добровольно вызвался возглавить расследование.
Лейтенант делал все, как надо, хотя знакомство с подробностями случившегося доставило ему немало тягостных ощущений. Пробираясь между мертвыми телами, он слышал странные крики, звучавшие не вовне, а в его собственной голове. Глаза Парана подмечали малейшие детали: странный поворот тела, неожиданную улыбку на лице мертвого воина. Однако тягостнее всего на него действовал вид погибших лошадей. Ноздри и пасти животных были в корках засохшей пены – верный признак панического ужаса, охватившего лошадей перед гибелью. Паран не мог без содрогания смотреть на их чудовищные рваные раны. Пятна навоза и желчи покрывали бока некогда гордых скакунов. Повсюду он натыкался на запекшуюся кровь и гниющие куски мяса. Лейтенант едва сдерживался, чтобы не заплакать над трагической участью лошадей.
Паран заерзал в седле, ощущая противную липкость ладоней, лежащих на луке седла. Все это время он держался стойко, но теперь нахлынувшие воспоминания словно разметали и расшатали его дух. Совсем недавно он с молчаливым презрением взирал, как ветераны скрючивались на обочинах и их тошнило желчью. А ведь они отнюдь не были трусами, эти старые солдаты. Последней каплей жутких воспоминаний явилось увиденное в имперской управе Геррома. Еще немного, и все это сметет защитные преграды, которые Паран выстроил у себя внутри.
Лейтенант с трудом выпрямился в седле. Он вспомнил, как с какой-то щеголеватой небрежностью поведал адъюнктессе, что его молодость кончилась. Он рассказал ей и о многом другом, бесстрашно, не задумываясь о последствиях, отбросив все предостережения, которые пытался внушить ему отец.
Ему вдруг вспомнились слова, услышанные в детстве: «Живи тихо». Он отверг их тогда, отвергал и сейчас. Итак, адъюнктесса заметила и выделила его. Впервые за все это время Паран задумался: стоит ли гордиться ее вниманием? Он вспомнил «сжигателя мостов», с которым судьба столкнула его на смотровой башне Ложного замка. Наверное, нынче тот плюнул бы ему под ноги и сказал: «Зря ты не прислушался к моим словам, сынок. Ну что, стал героем?»
Лошадь Парана рванулась вперед, стуча копытами. Он сжал меч, тревожно вглядываясь в сумрак. Дорога вилась меж рисовых полей, ближайшее крестьянское жилье отстояло от дороги на добрую сотню шагов. Тем временем путь ему преградил чей-то силуэт.
Подул холодный ветер, заставивший лошадь прижать уши и тревожно раздуть ноздри.
Вся
