в монастырь. Ей было всего пятнадцать. Ей отказали в пострижении, но она не смирилась и решила добиться встречи с самим Папой. Можете себе представить, каких усилий это стоило?! Получить аудиенцию у Папы Римского! Тем не менее она достигла своей цели. И та же Слава просит меня о чем-то гораздо более простом и благородном, нежели болезнь. О том, чтобы я стала матерью. Если ждать и откладывать, я не смогу стать своему ребенку другом и единомышленником, ибо слишком велика будет разница в возрасте.
– Ты не одна такая, – возразил я.
Но Афина продолжала, словно не слыша:
– Я испытываю счастье лишь в те минуты, когда думаю, что Господь существует и слышит меня. Этого недостаточно, чтобы продолжать жить, и все кажется мне бессмысленным. Я притворяюсь веселой и счастливой, я скрываю печаль, чтобы не огорчать тех, кто так любит меня и так волнуется из-за меня. Но недавно я всерьез подумывала о самоубийстве. По ночам, перед тем как заснуть, я подолгу разговариваю сама с собой, пытаюсь прогнать эту мысль, потому что уход из жизни будет вопиющей неблагодарностью по отношению ко всем: это – бегство. По утрам я прихожу сюда и говорю с Девой, прошу, чтобы избавила меня от демонов, с которыми борюсь ночью. Пока это помогало, но я чувствую, что начинаю слабеть. Я знаю: у меня есть предназначение. Прежде я отказывалась от него, а ныне обязана принять. Это предназначение – стать матерью. Либо я исполню его, либо сойду с ума. Если не смогу увидеть, как растет во мне новая жизнь, – не смогу и принять ту жизнь, что происходит вовне.
Лукас Йессен-Петерсен, бывший муж
Когда родился Виорель, мне исполнилось 22 года. Теперь я уже был не студент, только что женившийся на своей бывшей однокашнице, а взрослый человек, несущий на своих плечах тяжкое бремя ответственности за семью. Мои родители, даже не появившиеся на церемонии бракосочетания, предложили, если я разведусь, высылать определенную сумму на содержание и воспитание ребенка (переговоры об этом вел отец, а мать только рыдала в трубку, то твердя, что я сошел с ума, то повторяя, что ей так хочется взять на руки внука). Я надеялся, что, когда со временем они поймут мою любовь к Афине и мое решение делить с нею жизнь, это сопротивление ослабеет.
Ничего подобного. И теперь мне было необходимо кормить семью. Я бросил университет, хотя до защиты диплома оставалось недолго. И вскоре состоялся телефонный разговор с отцом, который грозил лишить меня наследства, но в том случае, если одумаюсь, обещал мне, как он выразился, «временную финансовую помощь». Юношеский романтизм требует от нас радикальных поступков, и я отказался, заявив, что справлюсь со своими проблемами сам.
До рождения сына Афина старалась помочь мне лучше понимать себя самого. И происходило это не благодаря сексу – очень робкому, надо признаться, – но через посредство музыки.
Музыка – сверстница рода человеческого, объясняли мне потом. Наши далекие предки передвигались с места на место налегке, но, как установила современная археология, кроме самого необходимого скарба обязательно брали с собой и музыкальный
