исключается сразу. – Тут Джек понял, что повторяется, и замолчал.
– У меня такое же чувство, – подтвердил я. – Как будто от наших действий зависит судьба всего мира. – Когда в медицине встречается трудный случай, ответ иногда приходит сам собой, ниоткуда – подсознание, скорее всего, срабатывает. – Джек, – спросил я, – какой у тебя рост?
– Пять-десять.
– Это точно?
– Да, а что?
– А в том внизу, по-твоему, сколько?
– Столько же.
– Теперь скажи, сколько весишь.
– Один стоун сорок фунтов. Как и он. Это ты точно определил, но в остальном мы как-то не очень похожи.
– Есть у вас штемпельная подушечка?
– Не помню. Есть? – спросил Джек жену.
– А что это?
– Чернильная подушка. Для штампов.
– Кажется, была где-то. – Теодора принесла подушечку, Джек достал из другого ящика лист бумаги.
Я смочил подушку чернилами, прижал к ней все пять пальцев Джека и сделал на бумаге хорошие, четкие оттиски. Потом кивнул на дверь в бильярдную и спросил:
– Вы с нами, девочки?
Девочки явно не хотели туда идти, но не хотели и одни оставаться.
– Да, идем, – сказала наконец Бекки, и Теодора тоже пошла.
Джек включил свет над столом. Абажур качнулся, я хотел поправить его и сделал только хуже из-за дрожи в руках. Амплитуда его колебаний от края стола до головы мертвеца бросала тени на лоб и создавала впечатление, что труп шевелится. Не глядя на лицо незнакомца, я прижал к подушечке пальцы его правой руки, один за другим, и оттистул их на бумаге прямо под отпечатками Джека.
У Бекки вырвался стон – думаю, мы все почувствовали то же, что и она. Одно дело строить теории, что этот человек никогда не жил, и совсем другое – получить наглядное доказательство. Это затрагивает какие-то первобытные глубины в твоем мозгу. Никаких папиллярных линий на его пальцах не было: мы видели перед собой пять густо-черных кружков. Сбившись в кружок, мы рассмотрели вблизи эти пальцы, с которых я вытер чернила: гладкие, как щечка младенца.
– Джек, – пролепетала Теодора, – меня сейчас вырвет.
Он обхватил ее и повел наверх.
– Вы верно определили, – сказал я им, вернувшись в гостиную. – Это действительно заготовка, не получившая финишной обработки.
– И что теперь делать? – спросил Джек. – Есть идеи?
– Могу предложить кое-что… но если не захотите, никто вас не упрекнет. Уж точно не я.
– Говори, мы слушаем.
Я подался вперед, упершись локтями в колени, и сказал Теодоре:
– Если сочтешь, что это тебе не по силам, лучше не надо. Вот что я предлагаю, Джек: оставьте его на столе. Ты ляжешь спать – я тебе дам снотворное, – но Теодора спать не должна. Каждый час она будет спускаться и смотреть на… на тело. Если заметишь хоть малейшую перемену, тут же беги наверх и буди Джека. Выходите оба из дома и приезжайте ко мне.
– Лучше
