что будет со мной, с тобой, с адмиралом и со всеми нами.
Тем временем путешествие происходило довольно спокойно, без каких-либо страшных происшествий. Ничто не оправдывало постоянных опасений спутников адмирала Кристобаля Колона.
Бурь не было, ветры дули умеренные. Воздух над океаном поражал кристальной чистотой и прозрачностью. Небо отблескивало в лучах солнца безоблачной синевой. И если днем не замечали ни облачка, то вечерами и ранним утром легкие облачка показывались на горизонте и окрашивались в пурпурный цвет.
Ночью наступала полная тишина в воздушном и водном океанах, как бы для того, чтобы люди на каравеллах ощутили полный покой. Такая противоположность ужасам, которые предрекали мореплавателям в Испании противники невиданного до той поры путешествия, должна была успокоить команды всех трех судов. Но их смущало то обстоятельство, что они все больше отдалялись от родной страны в направлении, до них никем не освоенном. Страх невозвратимости к оставленным берегам, где жили их близкие и родные, все больше овладевал матросами, возбуждая в них чувство болезненного волнения по любому поводу. Если дул ветер, они боялись быть унесенными слишком далеко; если же начинался штиль и океан превращался в неподвижную сверкающую поверхность, то они опасались безветренной неизменности, полной невозможности наполнить паруса движением воздуха и возвратиться назад.
Впрочем, однажды произошло такое происшествие на глазах всех трех экипажей, что они чувствовали себя устрашенными еще долгое время.
Как-то посреди дня внимательный и зоркий моряк Гутьерос пригляделся к чему-то непонятному шагах в пятидесяти от «Санта-Марии». Там недалеко от поверхности воды нечто неведомое судорожно двигалось, шипело и булькало, поднимая внезапно волну и пену. На зов Гутьероса к борту корабля сбежалась вся команда. Вышел из своей каюты адмирал с помощником де Араной и слугой Ренцо. Крикнули и на другие суда. На них тоже зашевелились, начали приглядываться к происходившему неподалеку от них.
Наконец стали различать большого кита (видимо, зубастого, хищного, наподобие кашалота) и гигантского спрута (может быть, осьминога или кальмара). Кит вцепился в туловище осьминога мощными челюстями, а чудовищный осьминог, обхватив огромными щупальцами его голову и присосавшись к ней, старался задушить врага либо всадить в него свой черный, крючковатый клюв. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Сцепившиеся гиганты океанских глубин то погружались одной омерзительно шевелящейся грудой, то вновь всплывали, продолжая сражение.
Вдруг кит собрал, наверно, оставшиеся силы и после очередного погружения высоко взметнулся из воды вместе с тушей извивающего щупальца осьминога. А затем они, так и не расцепившись, опять рухнули, подняв целый взрыв брызг, плеска и окровавленной пены, как будто в это место одновременно выстрелили десять бомбард.
Люди на каравеллах оцепенели от жуткого зрелища. Такое вряд ли видели даже самые опытные из них.
– Откуда
