входная дверь громко захлопнулась за ним.
Федор вопросительно посмотрел на мать. Она закрыла лицо руками.
Он сейчас уедет, вдруг подумал Федор. Он уедет, и я больше не увижу его никогда. Он же велел ему не звонить! Сердце тяжело стукнуло и пустилось в галоп.
Федор Башилов подхватил с вешалки свою куртку, сунул ноги в разбитые кроссовки и ринулся вниз.
– Подождите! – крикнул он в пролет, но, видимо, опоздал.
Сейчас он уедет, уедет навсегда, этот странный чужой, родной человек, и я больше не увижу его, и ни о чем не успею спросить, и ничего не смогу ему сказать, и он ничего обо мне не узнает, а мне так хочется, чтобы узнал!
Федор выскочил на улицу, скатился с залитого весенней капелью крыльца и налетел прямо на громадные черные машины, которые, урча моторами, стояли, перегородив все подходы, и какая-то перепуганная бабка с девчонкой на буксире лезла через подтаивающий сугроб, пытаясь прорваться к подъезду.
В одну из черных садился его отец.
– Подождите!.. – Федор хотел крикнуть, но не осмелился, перетрусив перед машинами, и как-то жалобно, хрипло попросил еще раз: – Подождите!..
– Это ты мне? – осведомился отец негромко. – Что тебе нужно?
Федору решительно нечего было ответить на этот вопрос. Да и как на него ответишь?..
– Я это… – и он шмыгнул носом, – я ничего. Я просто… так.
– Как – так? – переспросил отец.
Тот самый человек, с витым шнуром за ухом, стоял одной ногой на подножке второй машины и переводил взгляд с отца на сына.
– Я… просто поговорить… хотел. – Тут Федор окончательно понял, что затея его глупа, и, махнув рукой, повернулся, чтобы идти в подъезд.
– Подожди, – остановил его отец. – Иди сюда.
Федор помедлил и подошел.
– Садись, – решившись на что-то, велел отец. – Только побыстрее!..
Оскальзываясь и чуть не падая, Федор Башилов обежал машину, и еще какой-то, третий или пятый, человек открыл перед ним другую заднюю дверь. Он ввалился в салон как-то очень неловко, головой вперед, и машина сразу же рванула с места.
– Ну? – спросил отец где-то над ним. – И о чем ты хотел со мной говорить?
Федор сел прямее, кое-как пристроил ноги и боязливо огляделся.
В салоне было просторно и чисто, как в небольшой ухоженной комнате. Отец сидел свободно, раскинувшись на диване, и полы его пальто показались Федору мантией Воланда. Крепкий затылок водителя ничего не выражал. За тонированными стеклами летело серое весеннее московское небо.
– Твоя мать просила у меня денег, – сказал отец жестко, – и я ей дал. Больше ни на что не рассчитывайте.
– Да мы и… то есть я… я и не рассчитываю.
Кажется, отец немного смягчился.
– Как это тебя угораздило поступить в такой бабский институт?
– В какой? – не понял Федор.
– В бабский, – повторил отец охотно и фыркнул. – Историко-архивный! Старики учат баб копаться в пыли,
