Вероника снова вытянула из выреза блузки шарик медальона и сняла цепочку через голову. – Бери. Это тебе.
– Ты с ума сошла? Я не могу. Это же… реликвия!
– Это для тебя реликвия, а для меня – старая дурацкая игрушка, купленная предками на аукционе, где распродавали имущество твоей любимой бабульки. Видишь, даже ее вещи оказались никому не нужны, – она решительно вложила медальон в руку Хайди.
Хайди поднесла шарик из металла и стекла к глазам, заглядывая внутрь. Шарик покачивался, крылья помещенной в его центр золотой пчелы посверкивали мелкими искрами в кровавых отсветах заката, она казалась живой.
– Даже рисунок крыльев… Даже пушок на тельце… – прошептала Хайди. – Такая тонкая работа! Это же дорого!
– Ни исторической, ни художественной ценности не представляет, – пожала плечами Вероника. – Я ее сегодня нацепила только ради того сна. Но это же все-таки твой сон. А раз уж и рыцарь наш поблизости шатается…
– Спасибо, дорогая моя, – улыбнулась Хайди, надевая цепочку через голову.
– Да не за что. И вообще, насколько я помню ту сказку, золотая пчела приносила несчастья.
– Наверно, поэтому фрау Таннен и заключила ее в медальон, – предположила Хайди.
Вероника, прищурившись, посмотрела на нее.
– Слушай, у меня иногда возникает такое чувство, будто ты веришь, что все ее истории произошли на самом деле!
– Она так живо все это описала. Мы еще не опаздываем на твою «парти»?
Хайди застегнула молнию куртки, и, в последний раз сверкнув искрой красного золота, пчела на ее груди исчезла из глаз.
3
Барон Лауда фон Лаудаберг оторвался от шахматной партии, которую разыгрывал сам с собой, и обратил удивленный взгляд на своего случайного гостя, вошедшего в залу.
– Ты уже встал? Напрасно…
– Я совершенно здоров, благодарю тебя.
Гость как-то странно подался вперед, словно хотел поклониться, но, не довершив движения, снова выпрямился. Он был бледен, на распухшей щеке его темнела глубокая ссадина, но в целом по его облику трудно было догадаться, что вчера ночью его принесли в замок почти бездыханным. Держался он необычайно, почти неестественно прямо, идеальная осанка подчеркивала мощную грудь и плечи; черты мужественного широкоскулого лица с тяжелым подбородком и узкими, плотно сомкнутыми в тонкую линию губами были не слишком правильны, но производили приятное впечатление. По лицу этому, сильно обветренному и обожженному солнцем, невозможно было угадать возраст мужчины, и в светлых, платинового оттенка волосах и короткой бороде не видно было седины. Брови и ресницы его были темны, как и большие серые глаза, подернутые неведомой печалью, словно пасмурное осеннее небо.
Хозяин замка указал на кресло у камина, и рыцарь кивнул с благодарностью, глубоко вздохнул – последствия вчерашнего удара грудью о сук дерева, торчащий над
