золото, вино, кровь. Сначала соляные копи в Альпах и сотни смертей на добыче белого золота, позволявшего хранить мясо. Мясо и соль меняли на солнечное золото средиземноморских стран. И на вино. За кувшин вина могли запросто отдать раба. Раба, чьи руки изъедены солью. Кельтская цивилизация испытывала постоянную потребность в золоте и вине: золото хоронили вместе с хозяевами, а вино служило отправлению жреческого культа. Элита уничтожала богатства, запросы были столь велики, что разрушали общество. Отряды бывших рабов в поисках лучшей доли шли через горные перевалы, жадно вдыхая ветры с запада, юга, востока. Ветры судьбы вольных наёмников. «Этот народ одержим войной, горяч и ловок в битве», – писал о кельтах Страбон. Слава гремела далеко за пределами Европы. Их отряды нанимали на службу Рим, Карфаген, Египет.
Кельты презирали смерть. Полибий упоминает о культе дикого зверя у галатов: воины впадали в боевое неистовство и шли в атаку нагими и без доспехов. Эйфория, упоение битвой – Vlk ve mně, которого нужно кормить. Воины становились заложниками собственной ярости, войны не прекращались. Один покровительствовал волкам, а Вальхалла светила лишь храбрым сердцем[12]. Древний кельтский миф повествует о сердце воина. Враг догадался, что убили не настоящего героя, когда к вырезанному из груди сердцу поднесли меч, и оно дрогнуло. Незнание страха. Уподобление зверю ускоряло реакцию, обостряло экстрасенсорные навыки. Зверь предугадывал любой удар и успевал отбить его или отскочить, не чувствовал ран и умирал после боя. С мечом в руках. Иначе Вальхалла закроет врата.
Ты стоишь на вершине горы и нюхаешь ветер. Но ветер так часто меняет направление, что не знаешь, куда идти дальше: на север, на запад или на юг.
Ищешь меч. Но ищешь не там. На тебе нет клейма раба, а руки не изъедены солью, иначе не держали бы меч. Ты покинул страну бойев. Был воином, перешагнувшим альпийский рубеж.
Ты – гость на чужом пиру. Но пир этот не Вальхалла. В Вальхалле не растёт солнечный тростник. Тростник растёт на Земле. В стране, где осыпаются дюны золотого песка, и северный пустынный ветер рвёт волосы и одежду.
Я была там во сне и помогу тебе вспомнить.
Я несу свет.
Как ярко! И больно глазам даже сквозь плотно закрытые веки. Солнечный свет захватил в плен всю комнату. Штор у меня нет, а окно слишком низко, и солнце бьёт в глаза, когда просыпаюсь. Маленький summer-house[13] на побережье Мальты. Зимний островок аскета. Одна комната, две кровати, кухонный стол, душ, камин и ковёр для медитаций на полу. Большего мне не нужно.
Щурюсь на солнце, а память меняет слайды в проекторе. В одном из них непривычно тепло для января.
– Сегодня тихо, – сказала Маугли тем утром, – море как зеркало.
Стояла, облокотившись на подоконник, и пила заоконную синь глазами. Стоять было неудобно: высокая, а в дверь мы входили пригибаясь. Напряжённая поза статуи, расслабленный взгляд. Смотрел, как резкие тени, словно углём, чертят линию её бёдер, и думал о том, что историки никогда
Вальхалла – небесный чертог бога войны Одина в Асгарде, образ кельтского Рая, вечный пир для павших в бою храбрых воинов.
Летний домик (англ.)
