спросить о его здоровье, и наш разговор. Действительно, таких, как он, обижать, в том числе и обманом – грех!
– Пожалуй, в этом твоё счастье, Ванюха. Я говорю совершенно искренне. А насчёт обещаний… Короче, Эдуард Павлович обещал взять ситуацию под контроль, только ты же, наверно, сам понимаешь, это теперь поздно. Джинн вырвался из бутылки! Об этом я ему и сказал. Правда, думаю, он не поверил.
– Сашка, я очень и очень за тебя беспокоюсь, – чётко разделяя слова, произносит Ванька, тоже положив руку на моё плечо. – Всё становится реально опасным конкретно для тебя, – потом, повернув голову и посмотрев мне в глаза, спрашивает: – Слушай, может, всё-таки пока поторчишь в Булуне?
– Ты что, спятил? – фыркаю я и от осознания его трогательной заботы ласково бурчу: – Идиот…
Наверно со стороны такое проявление чувства благодарности могло бы показаться странным, но братишка всегда понимает правильно, да и привык уже…
– Прости, это, конечно, глупая идея. Но ведь как-то реагировать надо!
Мерно гудят турбины, самолёт чуть потряхивает… Чтобы с пользой провести отведённые на полёт часы, я обычно беру с собой какую-нибудь книгу, но на этот раз читать что-то не хочется.
Бурный у меня был вчера день. И тяжёлые операции, и разговор с высокопоставленным гостем… Звонил в Булун Кириллу Сергеевичу. Подтвердил свой прилёт, а потом рассказал обо всех событиях после случившейся автокатастрофы и действиях персонала в условиях повышенной нагрузки. Ещё, стараясь всегда доводить дело до конца, я своими средствами ближе к вечеру получил информацию о благополучном водворении сынка домой, ведь за остаток вчерашнего дня никто из компании высокопоставленных особ не посчитал нужным сообщить мне о завершении операции «Пропавшее дитя». При таком отношении со стороны этих господ трудно надеяться на выполнение их обещаний, поэтому усиленная охрана больницы сохраняется. Получается чуть ли не военное положение, и это напрягает. Вспоминаю сказанные когда-то Кириллом Сергеевичем слова, что если наша основная задача – лечить людей, то любые мешающие этому процессу обстоятельства надо максимально быстро исключать. Значит, возможно, правы те, кто настаивает на привлечении телевизионщиков. Этот шаг простимулирует следствие заняться наконец рассмотрением наших доказательств, а не пытаться всё свести к положению, называемому гаишниками «обоюдкой» – мол, врач нахамил, а бедное дитятко не сдержалось…
В общем, никакого покоя… А покой – ведь это внутренний комфорт и психологическое равновесие. Человек, привыкший к постоянной напряжённой работе, ставшей для него образом жизни, воспринимает такое состояние как нормальное, живёт в ладу с самим собой, и поэтому он спокоен. Когда же в устоявшийся, нормальный жизненный ритм врывается необходимость реагировать на проявление чего-то, мешающего привычному ходу событий, то нормальность разрушается. Начинается игра нервов, и внимание, сконцентрированное на основной деятельности, приходится тратить на борьбу с
