событий. Воины в броне, кони, стрелы, приказы – вот отныне его мир. Но это знакомый ему мир, он бывал в нем раньше: теперь все в моих руках, говорит себе герой. Он еще не знает, как жестоко ошибается.
8. Прекрасная Ян
– Ты знаешь, ты знаешь! – сказала мне эта удивительная женщина, бросив на меня один лишь взгляд. – И как же ты узнал?
– Рассказал мальчик на базаре, – с предельной вежливостью поклонился я ей. – Он все знал за месяц до меня.
– И ты сердит, – добавила она. – Лю, ты когда-нибудь видела его таким сердитым?
А затем она разыграла маленький спектакль, который я и сегодня помню во всех деталях.
Ее лицо мгновенно исказилось от горя, она издала вздох и закрыла лицо, до самых бровей, полупрозрачным веером розовых, белых и голубых оттенков. А потом медленно начала опускать его.
Ее длинные и узкие глаза, показавшиеся из-под веера, сверкали от еле сдерживаемого смеха.
Потом эти глаза стали вдруг серьезными, она змейкой скользнула к моим ногам, присев на корточки, так что бледно-зеленый шаньдунский шелк широкими складками лег на чистый, просеянный песок и гравий дорожки сада.
Она взяла с этой дорожки камешек побольше, потом другой – и положила их рядом. И потянулась за третьим. И поманила меня присесть рядом с ней.
– Господин Мань, – сказала она своим приберегаемым для особых случаев шелковым полушепотом. – Мы ведь с вами не очень молоды. Если бы не странный желтоватый цвет ваших волос и бородки, то я могла бы разглядеть в них седину – а, вот сейчас даже и вижу. В первый раз.
Она взяла еще несколько камешков и присоединила к предыдущим.
– Ну конечно, не так уж мы и стары, но вон те… – она махнула рукой куда-то за стену, – они моложе нас. И если посчитать, сколько месяцев нам осталось жить… даже, кто знает, недель… и каждый месяц будет вот таким камешком, то все они будут лежать на этой дорожке совсем небольшой кучкой. Так стоит ли тратить драгоценное время на гнев и огорчение? Случилось то, что случилось. Что же теперь делать.
Мы сидели посреди дорожки на корточках, глаза наши были совсем близко друг от друга. Если не считать Лю, старавшейся делать вид, что ее здесь нет, двор был пуст. Зато из ворот, видимо, уже выехали веером мои охранники, которые теперь должны были уже от главных, квартальных ворот предупреждать звуком рожков охрану у дома о каких-то неожиданных гостях.
– Как же я должен теперь называть вас, госпожа, – прервал молчание я, еще более вежливо, – Ян Гуйфэй – драгоценная наложница Ян?
– Да, да, – дважды кивнула она (как же я надеялся до последнего мгновения, что все это – ошибка!), – но это если вокруг нас много людей. А если нет – можно просто Ян. А когда мы совсем одни – там, – кивнула она в сторону моего целительского павильона, – пожалуйста, называй меня, как и раньше, Яшмовым Браслетиком, Юй Хуань. Думаешь, меня часто так называют?
Я молчал и смотрел в ее глаза.
– И
