искусства.
У нас в России.
Говорить так нелегко. Необходимо почувствовать иное – без ужаса сознания, что старая Русь по своему художественному смыслу была ближе нас современному Западу. Необходимо, но можно ли?
Стыдно: в каменном веке лучше понимали значение украшений, их оригинальность, бесконечное разнообразие. Не для нашего безразличия расцвели красоты восточных искусств. Драгоценная струя Возрождения нам не ближе пестрой шумихи. В хранилищах и в собраниях среди омертвелых красивейших форм, и даже не очень давних, приходят грустные мысли. Лучше и не вдумываться в украшения древности... Проще сожалеть далекое, дикое время и кичиться «прогрессом». Сколько нелепого иногда в этом слове! Что же и требовать с нас? Справив тысячелетие своего царства, мы еще не научились достойно почтить даже красоту старины, беречь ее хотя бы по значению историческому, если пути искусства нам непостижимы.
Трудно добиться в России толка в деле старины; новые шаги тяжелы тем непомернее.
Для нас красота – звук пустой, непонятый и стыдный, что-то неподобающее? Не нужна красота там, где живет великое уныние нашего времени – всевластная пошлость, где пошлостью и видят и чувствуют, где на все необычное опускаются тысячи рук. Не сказать ли примеры?
Не от столиц ждать красоты. Не от их сиротливых музеев, не от торжищ искусства.
Все красивое там теперь гость случайный.
В этих истоках грязнится живая вода, а чем она нежданная из тишины и покоя – от самой земли. Вершина и корень. Венец и основа засветят свет красоты на гибель середине.
Нужное дело. Новые шаги, подвиги нужны, как бы затруднены они ни были.
Последнее время и у нас есть попытки пробить свежие родники. И все поновители нашей жизни достойны великой чести. Уже несколько лет наблюдаю такой родник. Как и должно быть в живом деле, в нем нет подневольных путей. Почтена старина лучшим вниманием: в ней найдена живая сила – сила красоты, идущей к новизне, и основы которой соткали для кристаллов векового орнамента все царства природы: звери, птицы, камни, цветы... Сколько очаровательных красок, сколько новых неиссякаемых линий!
Украшателю жизни не материала искать: искать чистоту мысли, непосредственность взгляда и проникновения в благородство старых форм.
И далеко должно быть вдохновляемое примером старины от разврата стиля, по близорукости нашей часто называемого «новым».
В роднике – о нем думаю – работают друзья искусства, полные лучшими мыслями.
Приходили к нему и достойнейшие наши художники. И Врубель, тончайший мастер, приходил к нему; были у него и Малютин и Стеллецкий и другие, интересные. Близки ему работы покойных художниц Поленовой и Якунчиковой. Создает родник и новые силы; им крепнут и Зиновьев и Бекетов, талантливая молодежь. Борщевский, оказавший такую услугу друзьям старины русской своими снимками и так мало отмеченный нашим официальным искусством, нашел в роднике достойную оценку. Такое дело радует.
В
