десять грамм?
– Десять граммов чего?
– Чего-чего! – Василий Макарович усмехнулся. – Лимонаду!
– Лимонаду? – Я очень удивилась. – Я лучше чаю… лимонад я не люблю…
– Да ты что, тезка? – Он усмехнулся еще шире. – Это же только так говорится – лимонад! Спирт разбавленный в народе так называют!
– Спирт?! – переспросила я в ужасе. – Я спирт никогда в жизни… я его даже не пробовала!
– Это правильно, тезка, – Василий Макарович посерьезнел. – Его и не надо пробовать… а пить – вообще, боже сохрани… но тебе сейчас десять грамм принять надо, как лекарство.
– Вы считаете? – Я с сомнением взглянула на мятую флягу и вдруг решилась. – А, была не была!
Взяла у него флягу, отвинтила колпачок, поднесла горлышко к губам…
Дыхание у меня перехватило, слезы брызнули из глаз, я закашлялась и, с трудом отдышавшись, вернула флягу Василию Макаровичу.
– Лихо! – проговорил он, с уважением глядя на меня. – Вообще-то, я думал, ты в колпачок нальешь, а ты прямо из горла… лихо! А говоришь – не пробовала!..
– А чего, – я почувствовала необычайный подъем сил, мне теперь море было по колено, – я и еще могу… что там десять граммов!.. пить так пить!
– Подожди, тезка, не разгоняйся! – прервал меня хозяин. – Ты мне рассказать обещала, что у тебя за дела с Елизаветой Петровной Кудеяровой.
И я рассказала свою историю этому совершенно незнакомому человеку. Все с самого начала – с моего знакомства с Володькой и до той страшной ночи, когда меня буквально выгнали из дома… а потом – про то, как меня арестовали по обвинению в убийстве Ольги…
– Может, и стоило бы ее убить, – закончила я рассказ. – Но я этого не делала… не дела-а-ла… – и я разрыдалась. Раньше я читала в книжках, как герой заливается пьяными слезами. Так вот, именно это сейчас со мной и происходило – я заливалась пьяными слезами! Мне было себя ужасно жалко, и еще…
Я не успела додумать свою мысль, потому что снизу донеслось громкое басовое рычание. Опустив глаза, я увидел Бонни, который смотрел на меня крайне неодобрительно. Наверное, он очень не любит пьяных, особенно – подвипывших женщин.
– Бонечка, дорогой мой! – Я плюхнулась на пол и потянулась к его морде. – Один ты у меня остался! Дай же я тебя поцелую, лапочка моя!
Бонни сделал попытку отодвинуться и даже слегка наморщил нос. Я снова залилась слезами. Бонни переглянулся с Василием Макаровичем, тот пожал плечами. Будь на месте Бонни человек, он сделал бы то же самое, однако пес вспомнил, надо полагать, сколько мы с ним пережили вместе и что, кроме меня, у него тоже никого нет. Он превозмог отвращение и слегка тронул меня лапой, вроде как человек по головке погладил – не дрейфь, мол, прорвемся, проживем как-нибудь, я тебя не брошу.
Опьянение понемногу отступило, я вообще-то никогда в жизни не напивалась до поросячьего визга, так что организм успешно поборол алкоголь.
Василий
