не грязь. Посреди дороги лежала тонкая ночная рубашка, присыпанная сверху тонким слоем пепла. И даже не пепла – праха. Обычно это все, что остается после вампира, спаленного полуденным солнцем. Но кровосос днем, на улице, в ночной рубашке с кружевами?
Сигмон взглянул на алхимика. Тот провел рукой по лицу, размазывая грязь, взглянул на ладонь и тихо выругался.
– Что это? – спросил Сигмон. – Вампиры?
– Они пришли три дня назад, – отозвался Рон, и его губы предательски дрогнули. – А я – следом. В Сагеме мне нужно было кое-что забрать у одного контрабандиста. Обычное дельце, просто хотел заработать пару монет. Я шел на заработки, а попал в ночной кошмар.
– Сколько было упырей?
– Кажется, пятеро. Не больше. Первая ночь выдалась тревожной, но тогда они прятались, вершили свои злодейства тайно, под покровом темноты. А на вторую ночь они вышли на улицы, и началась резня. Они строем прошли через город, кусая всех, кто попадался на пути. Гуляки, стражники, контрабандисты... Всех. А потом они пошли по домам. Женщины, дети...
Сигмон прикрыл глаза. Он мог себе это представить – упыри в облике идут по ночным улицам тихого городка. Глаза на серых лицах пылают багровым пламенем, длинные плащи развеваются за плечами демонскими крылами. Они быстры и жестоки. Врываются в толпу, кровь брызжет фонтанами из прокушенных шей, тела валятся на землю, в серую пыль...
– Но день стал страшнее ночи, – продолжал алхимик. – Те, кто уцелел, спрятались в домах, и даже когда взошло солнце, так и не вышли на улицы. Некоторые сбежали из города, те, кого здесь больше ничто не держало. Но таких оказалось мало. Пяток пришлых контрабандистов без семей – вот и все, кто смог уйти. А те, что не успели спрятаться ночью... Они пытались убить себя, не в силах смириться с новой жизнью, но у них ничего не получалось. Многие сошли с ума, вели себя как дикие животные: бросались друг на друга, ломали все, что подвернулось под руку, кусали тех, кто остался. Но рано или поздно они высовывались на улицу, и солнце сжигало их дотла. Некоторые выходили случайно, а другие, видя их гибель, выходили сами – прямо в пламя восхода.
– Подожди, – перебил его Сигмон. – Какая новая жизнь? Какие безумцы? Вампиры сошли с ума, все пятеро?
Рон глянул на него с жалостью, пожевал губами, словно пытаясь заставить себя сказать омерзительные слова.
– Сигмон, – наконец выдавил он. – Вампиры кусали всех, кого только могли. И те стали упырями. Все, понимаешь, Сигмон, все жители города. Потом, в последнюю ночь, они кусали друг друга, передавая эту заразу дальше. Тут больше нет людей, Сигги, это город нежити, город мертвых. Остался только я.
– Нет, – быстро сказал тан, чувствуя, как холодок змеей скользит меж лопаток. – Нет, этого не может быть. Послушай, Рон, это только сказки. Ты же знаешь, вампиры размножаются как обычные люди. Они не могут превратить человека в упыря, только убить. Я сам тебе это рассказывал, я знаю...
Алхимик покачал головой, и в этом кратком движении было столько уверенности, что тан умолк, чувствуя, как ледяная змейка в животе превращается в айсберг.
–
