потом как захохочет! Мне, говорит, не надо громко докладывать, пусть он мне самой на ухо шепчет. И мы вышли со станции, а там стоит машина “виллис” с солдатом за рулем. Погрузили в нее чемоданы, папа что-то пошептал солдату-переводчику, а тот скомандовал шоферу:
– Давай до пожарки, после нас с товарищем капитаном повезешь на объект.
И мы поехали в пожарку, с которой началась наша дальневосточная жизнь.
Папа сдает объект – и в Воздвиженку!
Приехали мы в пожарку. Она оказалась здоровенным сараем с вышкой. В сарае стояли четыре красных грузовика “студебекер” с лестницами и большими катушками для пожарных шлангов, а над ними на стропилах были развешаны хомуты и прочая конская упряжь – видно, с тех времен, когда пожарная команда была еще на конном ходу. Пожарники были обычными солдатами с голубыми авиационными погонами, а командовал ими пожилой старшина-сверхсрочник. Он нас и отвел в комнату, увешанную всякими щитами с кирками, ломами и лопатами и перегороженную на две части брезентовой занавеской. В каждой половине стояли по две железные кровати, стол и две тумбочки. “Вот, располагайтесь, а одежу можете на щиты повешать вместо инвентаря”, – сказал старшина. Мама с большим удивлением на все это смотрела, и папа начал ей шепотом на ухо объяснять, что мы будем здесь жить только неделю, ну, может, две, а потом переедем в Воздвиженку в нормальную комнату. И ему даже обещали квартиру, но ближе к Новому году.
Оказалось, что папа в Манзовке в командировке, налаживает объект. И как наладит и сдаст, так сразу вернется в Воздвиженку, и мы с ним. Я тогда не знал, что за объект такой, но со временем разобрался. Это был приводной радиомаяк аэродрома, с помощью которого самолеты возвращались на аэродром и заходили на посадку в облачную погоду и ночью. Манзовский аэродром был как бы филиалом большого воздвиженского аэродрома, служил ему запасным и принадлежал той же дивизии дальней авиации, в которой служил папа. Должность его была – заместитель по технической части командира отдельного радиотехнического дивизиона, а сокращенно “зампотех системы”. Командиром дивизиона был майор (потом подполковник) Мальков, добродушный дядька, ничего не понимавший в радиотехнике и при словах “анодное напряжение” впадавший в тоску, которую немедленно заливал стаканом высококачественного технического спирта. В авиации вообще спирт не проблема, но для засекреченной – даже от своих же летчиков – радиолокационной техники отпускали спирт какой-то особой очистки. Поэтому распоряжавшиеся им Мальков и папа пользовались в местных офицерских кругах несколько раздутым авторитетом. Я своими ушами слышал, как Мальков говорил какому-то майору: “Повезло мне с Марком. В анодах-пентодах этих рубит как зверь. И их нация же в основном непьющая, так что я ему спокойно спирт доверяю”.
Прожили мы дней десять в пожарке, сначала одни в комнате, а потом на второй половине поселилась женщина с двумя девочками – тоже семья офицера. Только мы с ними познакомились и мама
