огромные залы. И маленькие комнаты освободились – все газеты обзавелись компьютерами, в типографию отдавали готовую вёрстку в электронном виде, корректоры уже сидели не в типографии, а в редакциях. А корректорам типографии остались несколько мелких районных и ведомственных газет, редакторы которых не догадывались, что можно верстаться и читаться своими силами, книги местных писателей – главным образом о губернаторе, – и много всяких плакатов, листовок, брошюр, буклетов и календарей – как правило, поближе к выборам таких заказов поступали сотни. Ещё были две очень жёлтые газеты из соседней области. Там они считались оппозиционными, поэтому тамошние типографии их делать не брались. Аня знала, что две местные очень жёлтые газеты, которые здесь объявили себя оппозиционными, печатаются в соседней области, потому что местная типография отказывалась их делать. Самому директору типографии в голову бы не пришло отказываться от заказа. Говорили, что это губернатор посоветовал такой заказ не брать. Директор к совету умного человека прислушался, потому что и сам дураком не был. Рыночные отношения, конечно, самоокупаемость и всё такое, но типография до сих пор называлась областной, и считалось, что командовать ею должна областная администрация. Если бы типография была частной, всем этим пустующим залам, кабинетам, комнатам, закоулкам, подсобкам, складам, душевым и столовой частник в момент нашел бы применение. А так они пустовали себе спокойно, и в случае крайней необходимости Аня могла бы переночевать и здесь, в любой из комнат, где есть диван, электрический чайник и работающий телефон. А диван, чайник и телефон до сих пор были практически в каждой комнате. И ещё много шкафов было. Из них постепенно вытрясли старые подшивки и скатки контрольной корректуры, и шкафы стояли пустые. Некоторые вещи Аня уже перенесла из дома на работу и сложила в этих шкафах. Всё-таки ей очень повезло с работой. Ни один бомж и не мечтает о таких возможностях.
А уж на совсем крайний случай была ещё Алина. Вот Алина была, можно сказать, настоящей подругой. К тому же у неё было жильё – старенький частный дом, хоть и почти развалюха, зато там было аж три комнаты. И газ был подведён, и вода, так что отсутствие остальных удобств вполне можно простить. Алина приютила бы Аню с удовольствием, даже с восторгом. Но Аня понимала, что к Алине она пойдёт жить только действительно в крайнем случае. В том случае, если все скамейки в парке окажутся на ночь заняты другими бомжами. Потому что в трёх крошечных комнатках старенького дома Алины постоянно кучковался народ, круглые сутки, летом и зимой, без сна и отдыха… Народ был всё больше творческий, всё больше непризнанные гении из тех, кого не приняли в союз писателей, союз художников или ещё какой-нибудь союз, поэтому никто их книжки не издавал, никто их картины не выставлял и никто их музыку не слушал. Вот им и приходилось всё это читать, показывать и исполнять друг другу в Алинином доме. Алине они не мешали и даже нравились, потому что Алина сама
