знаменательно, нет ни одного кондиционера на фасаде и ни одного стеклопакета – все окна старые. Никакой вывески, глухая сейфовая дверь с переговорным устройством, рядом с дверью табличка: «Охраняется государством».
Этери позвонила в дверь. Представилась, сказала, что она к Софье Михайловне Ямпольской. Ее впустил охранник в форме, попросил предъявить паспорт. Этери показала паспорт.
– Она в одноколонном зале.
Этери решила, что ослышалась, но переспрашивать не стала. Охранник провел ее по коридору к одной из дверей.
– Там еще занятия идут, но вы ничего, входите, – напутствовал он ее.
Этери отворила дверь и…
Зал не зал… И впрямь одна колонна в дальнем конце, ближе к левому углу. А само помещение… Классная комната, вот на что это было похоже. Правда, без парт. По размерам – больше обычного класса, но меньше актового зала. На стенах развешаны детские рисунки, над головой протянуты веревки, и с них тоже свисают явно детские поделки – из бумаги, из пластилина…
Несмотря на эту радостную пестроту, первым ее впечатлением было море разливанное людского горя. Женские лица, как и у нее, обезображенные побоями. «Кроме мордобития – никаких чудес», – всплыла в уме у Этери песня Высоцкого. Ей показалось, что лиц очень много, хотя на самом деле было десятка полтора, не больше. Некоторые держали на руках или на коленях детей, и дети смотрели на незнакомую тетю с таким же испугом и недоверием, как и их матери.
«И почему мужики всегда бьют по лицу? – прозвучал у нее в голове вопрос героини фильма «Красотка». – Вас что, в школе этому учат?»
Но не было поблизости импозантного Ричарда Гира, а если бы он и забрел сюда случайно, ни одна из этих женщин ему бы не понравилась. Обычные русские бабы, толстые и неухоженные. Впрочем, нет, приглядевшись единственным зрячим глазом, Этери заметила знакомое лицо…
Но присматриваться было некогда, к ней подошла Софья Михайловна Ямпольская.
– Здравствуйте, Этери, раздевайтесь, пальто можно повесить вот здесь.
Этери покорно сняла «шинель Дзержинского» и шляпу с вуалью, повесила на крючок у двери. Ей стало невыносимо стыдно за эту шляпу, за «скромный» черный костюм, стоивший две тысячи евро, за изящные сапожки на каблучке… Окружавшие ее женщины были в дешевых домашних платьях или трикотажных шароварах и фуфайках, две или три – в халатах, и Этери понимала, почему. У двух руки были в гипсе, у третьей – более тяжелый перелом, видимо, ключица. Одежду сложнее халата им было бы трудно надеть.
Не далее как позавчера она уверяла Софью Михайловну, что ей не станет легче, если она увидит, как плохо живется другим, но в эту минуту собственные горести показались Этери сущим пустяком.
– Садитесь, – пригласила Софья Михайловна. – Может, расскажете нам о себе?
«Групповая терапия, – подумала Этери. – Надо смириться с тем, что ты ничем не лучше других, твои проблемы стары как мир и знакомы
