гнобить своих холопов, или, как вы там их называете, bydlo?» – поднял брови Новосильцев.
Чарторыйский посмотрел на него так, что на месте Новосильцева Кристоф бы провалился в подпол от стыда. Ему показалось, будто в глазах польского князя отражается огонь, яростный и неукротимый, который ныне спалит дерзкого строгановского кузена.
«Ну вот опять…», – вздохнул Павел, прикасаясь знакомым уже Ливену жестом к вискам. – «Суть нашего разговора вообще не в том».
«Ну как же не в том? Все взаимосвязано», – откликнулся Никки Новосильцев. – «Ежели мы освободим рабов, то сие не только в Великороссии или, допустим, Остзейском крае должно произойти, но и на тех польских территориях, которые достались нам по разделу… Иначе сие будет бессмысленно. А вот ежели Польша вдруг объединится, что делать с теми территориями, где крепостное право осталось? Что же из себя будет представлять это государство? Да и стоит тогда его вообще объединять…»
Кристофу надоело это слушать, тем более, он видел и чувствовал, что каждое произнесенное Новосильцевым слово увеличивает головную боль несчастного графа Попо и заставляет князя Адама резко бледнеть. Тот даже привстал, услышав последнюю фразу, и Ливен стал опасаться, будто тот сейчас подойдет к Николаю и ударит его. В этом невысоком, изящном человеке крылась какая-то большая сила, которая могла бы поразить и здоровяка Новосильцева. Кристоф никогда не симпатизировал польскому делу в целом и Чарторыйскому в частности, но нынче что-то заставило его встать на место князя и понять, что тот нынче чувствует.
«Польша, Николай Николаевич, сама будет решать в таком случае, какие законы ей надобны…», – сказал он голосом, не терпящим возражений, и выразительно взглянул на Новосильцева, отчего его лицо совсем потемнело. – «Но мы, однако ж, сильно отклонились от темы…»
Далее заговорил граф Кочубей:
«Ежели эффект от вашей петиции будет столь же высок, сколь мы ожидаем, то мы сделаем то же самое в других губерниях… В идеале представители каждой губернии должны будут подать петиции. Но так как это займет слишком много времени, то достаточно будет лишь ключевых, наиболее важных губерний».
«И почему же мы тогда начинаем с Остзейского края?» – мстительным тоном заговорил Новосильцев. – «Всем нам прекрасно известно, что ливонские бароны или польские шляхтичи мыслят вовсе не так, как дворяне Тульской губернии…»
В его глазах зажегся лукавый огонек. Он явно ожидал, что на его издевку скажет Ливен. Реакции Чарторыйского были ему слишком хорошо известны, даже, верно, наскучили.
«Напротив, господа», – произнес Кристоф так, словно ожидал такое возражение. – «Я заметил, что у многих есть представление об остзейцах как о необычайно просвещенных и прогрессивных людях…»
Новосильцев фыркнул от еле сдерживаемого смеха. Строганов бросил на него осуждающий взгляд.
«Так вот, с прискорбием вынужден заметить, что сие не так», –
