ответил он, налив себе по возвращении стакан воды из холодильника и сев напротив нее за столом, с которого она уже убрала посуду. – Она видела, что ты волнуешься, и хотела тебя успокоить. О какой иронии ты говоришь? Разве у нее нет родителей, разве они о ней не заботятся? Посмотри, как ты о ней беспокоишься! Послушай, Ирис, – добавил он, посерьезнев. – Ты мне что-то не нравишься. Может, это от таблеток? Обезболивающие могут даже вызывать галлюцинации. Надо бы вернуться в клинику боли и начать серьезное лечение. Может быть, пойдем прямо к заведующему отделением, хотя он и чокнутый?
– Чокнутый? Почему?
Ирис овладела странное веселье. Может, он прав, может, у нее галлюцинации, может, ей правда надо увидеть заведующего отделением? Конечно, она должна увидеть его снова, она не в силах отказаться от этого шанса, несмотря на все ее мудрые решения и обеты. Она не смогла отказаться даже от удовольствия посплетничать о нем с Микки:
– Почему ты решил, что он чокнутый?
– Разве ты не заметила? – усмехнулся Микки. – Он бросился вон из кабинета, шарахнулся от нас, как от привидения.
– Может, мы и правда привидения?
Неужели он ее узнал?
– С чего бы нам быть привидениями? – удивился Микки. – Наверное, просто нелюдим. Но я слышал, что он вообще-то хороший врач. Одной женщине у нас на работе он по-настоящему помог.
– Правда? Кому это?
Какой внезапный поток информации – и из какого неожиданного источника!
– Новая сотрудница, ты ее не знаешь. – Микки встал из-за стола. – Она посоветовала мне отвезти тебя прямо к нему, когда снова начались боли, но я не хотел так долго ждать, к тому же он очень дорогой.
– Ох, Микки, – вздохнула она, – ты даже не представляешь себе, до какой степени!
И вернулась за ним в спальню, вслед за собственными вещами: берушами, кремом для век, ночной рубашкой, открытой книгой. В маленьком зеркале над раковиной мелькала ее макушка, высокий лоб и гладкие выцветшие волосы. Стоя бок о бок, они с Микки тщательно чистили зубы, но собравшись сплюнуть в раковину, Ирис вдруг смутилась. Ей не хотелось, чтобы он видел, как из ее рта выплескивается противная жидкость, розоватая от кровоточащих десен; она ждала, что он сплюнет первый, но он, видимо, тоже смутился и продолжал возить щеткой во рту, пока она не отвернулась и не сплюнула в унитаз. Откуда вдруг эта застенчивость между близкими людьми, подумала она. Он воспользовался моментом и тоже сплюнул и смыл за собой сильной струей воды. Ирис невольно снова подумала о юноше, которого так любила. Между ними не существовало ни малейшего барьера, ни утром, когда они вставали, ни во сне – она засыпала в его объятиях, она дышала с ним одним воздухом. Мы были детьми, вздохнула она, как можно сравнивать? Она с горечью смотрела на свои седеющие волосы: может, завтра зайти в ближайшую к школе парикмахерскую и выкраситься в такой же угольно-черный, как у Альмы? Вдруг это искусственное сходство поможет вернуть прежнюю близость, когда Ирис подстережет дочь у входа в бар? А то ведь на душе по-прежнему неспокойно.
