Кустик.
– «И все засмеялись», – сухо произнесла Алевтина. И тогда все в самом деле засмеялись. Кроме нее, Алевтины. Она же разъяснила: – Наивное дитя решило, что пришельцы могут быть не как люди, а как заморские зверюшки. Они прилетели, их поймали и теперь продают вместе с котятами и ужами…
– Я не так говорил! Я…
– Вообще-то мы за квасом пошли, – примирительно разъяснил рыжеватый мальчик. – А на птичий рынок – по пути…
– А где он, этот рынок-то?
– Ты не знаешь? – слегка удивился похожий на артиста.
Шурка сообщил бесхитростно:
– Я тут многого не знаю. Я еще только знакомлюсь с окрестностями. Потому что недавно приехал.
– А откуда ты? – спросил похожий на артиста. В нем чувствовался старший. Не по возрасту, а по характеру.
– Я… – Шурка чуть сбился. Выкрутился: – Ох, издалека… Я в интернате жил, а потом нашлась родственница… бабушка… Забрала к себе… Под родной крышей хоть как лучше, чем там…
Он выдал это в один прием, как бы выбрасывая на стол все карты. Вот, мол, я какой и откуда. Хотите продолжать знакомство – хорошо. А нет – так нет. Потому что к интернатским отношение бывает всякое…
Никто не замкнулся, не отодвинулся даже внутренне – Шурка это ощутил. Только сочувственно помолчали: «Понимаем, что были у тебя нелегкие времена». И опять спасительно разбил молчание Кустик:
– Ну, тогда, если хочешь, пошли с нами! Посмотришь на этот рынок!
– Пошли… если можно, – тихо сказал Шурка. И снова встретился взглядом с Евгенией. Она отозвалась тоже тихо:
– А почему же нельзя…
По дороге болтали о том, о сем. А Шурка помалкивал, шел с краю, слушал.
Кустик утверждал, что на местности под названием Бугры собственными глазами видел след летающей тарелки.
– Всего в ста метрах от развалин трансформаторной будки! Круглый, метра три в поперечнике, выжженный. Только он быстро зарос ромашками и клевером. Если хотите, покажу! Не верите?
– Да верим, верим, – сказала Женька.
Конечно, все ее звали не Евгенией, а Женькой. И Шурке это нравилось.
Алевтину называли Тиной (полное имя она, как Шурка понял, не терпела). Похожего на нее мальчишку именовали Ником. Уже после Шурка узнал, что это сокращенно от Никиты.
А у темноволосого было имя Платон. Шурке подумалось, что оно для «артиста» очень подходящее. Не совсем обычное и такое… интеллигентное, что ли. Впрочем, иногда Платону говорили «Тошка».
Все это Шурка узнал на ходу, слушая веселую болтовню. Иногда он вставлял пару слов…
Скоро свернули в Огородный переулок, который привел к утоптанной, огороженной бетонной решеткою площади с прилавками и ларьками.
Это и был птичий рынок. А точнее – кошачий, собачий и всякий-всякий…
В бетонных границах рынку было тесно. Снаружи изгороди тоже устроились продавцы и ходили покупатели.
Квохтали
