влюбленность, как я считал, – это более реальный путь, чем, скажем, раскрытие убийства. Но при всем обаянии этой новой знакомой до меня не дотронулась волшебная палочка, не долетели нежные звуки арф, и окружающий мир не осветился магическим сиянием. Будь у меня тем летом хоть какое-нибудь занятие или ощущение благополучия, образ ее вряд ли заполонил бы мои мысли, но я слонялся без дела и мучился от домашних неурядиц, а потому влюбился.
Помню, как меня беспокоило, что в памяти не сохранится ее лицо. На свободном ходу, рассекая с ураганной скоростью свет лесной дороги, расправив плечи и подставляя грудь ветру, я пытался связать то, что запомнилось, с какой-нибудь знакомой – хотя бы по телепередачам – личностью, чья внешность могла бы послужить прототипом. Но никто в полной мере не подходил для этой роли, и, когда я у развилки свернул по направлению к городу, образ Фран исчез из моего сознания, как утерянный снимок: форма носа, голубоватые тени для век, сколотый уголок зуба, изящный изгиб ее лба, россыпь веснушек и прыщиков – разве столько упомнишь? Меня преследовала навязчивая идея нарисовать ее портрет сразу по приезде домой – несколько линий, жесты: вот она одергивает сзади свою джинсовую юбку, вот убирает волосы за ухо. До этого я изображал главным образом зомби да экзотических заморских насекомых. Очевидно, Фран Фишер могла стать моей первой достойной моделью, «чем-то реальным», на что советовала мне обратить внимание Хелен, и я продолжил восстанавливать в памяти милые черты, как восстанавливаешь номер телефона: форма носа, оттенок голубого, сколотый уголок, изгиб, россыпь…
Номер телефона: надо было попросить – почему я этого не сделал? Было бы очень кстати. Ну ничего, оставалась еще надежда заполучить его в другой раз, при следующей встрече.
В другой раз.
Помню, как меня вдруг захлестнула жгучая ревность к ее парню, хотя я даже не знал, кто он и существует ли в природе. Конечно, у нее кто-то был, потому что девушки из Четсборна разгуливали по городу с эффектными молодыми людьми соответствующего положения и вместе проводили время в родительских бассейнах или на бессонных вечеринках с наркотиками.
Бывало, что и в Мертон-Грейндж ученики строили «отношения», которые, впрочем, рисовались как некая пародия на семейную жизнь: с чашками чая на коленках перед телевизором и с прогулками по магазинам – этакая странная игра с обязательствами под названием «папы-мамы». Ученики Четсборна, в свою очередь, слыли порочными и безбашенными, как золотая молодежь из «Бегства Логана» или студенты, приезжающие по международному обмену. Из всех этапов пути к взрослой жизни – голосование на выборах, управление автомобилем, законное употребление алкоголя – самым тяжким испытанием для ученика Мертон-Грейндж было увидеть бретельку от лифчика и не издать при этом резких звуков. Не показывать себя придурком: это был великий и непреложный закон перехода в новый статус. Даже если Фран Фишер ни с кем не встречается, с какой стати ее заинтересует такой, как я?
И
