ножки. «Мне нужна ровная стена, чтобы повесить картину! Угол, чтобы поставить кресло!» Она всегда умела с юмором относиться к неудобствам – когда сворачивалась калачиком в палатке на продуваемом ветрами побережье Эксмура или когда ждала техпомощь на обочине, – но теперь потеряла эту способность. Мать оглушительно хлопала дверьми, дубасила по стенам, швыряла обувь: «Это здесь зачем? Обуви тут не место!» Она говорила про этот дом: «захламленный багажник». Неудивительно, что у нас, как у тех подводников, ехала крыша. Дом был ни при чем, но все же интересно, много ли семей распалось из-за некачественного остекления, поврежденных откосов, всех тех бытовых мелочей, которые ежедневно выбешивают любого.
Предки стали нам чужими, будто их умыкнули пришельцы и перекодировали в наших врагов. Мне всегда думалось, что взрослые примерно с двадцати одного года до шестидесяти пяти, когда их официально признают стариками, не меняются, в особенности родители. Разве окончание периода перемен – это не признак взрослости? Разве не в том их обязанность, чтобы оставаться такими, как прежде? Теперь отец, известный своей веселой и обезоруживающей мягкостью, все чаще злился. Такой эмоции за ним прежде не водилось. Ему некуда было девать свободное время, поэтому он зациклился на косметическом ремонте дома, отчаянно пытался заменить мутное зеркало в ванной комнате, протекающие окна верхнего света, хлипкую штангу душа. Он без конца прикручивал полки к гипсокартону с помощью чайной ложки, потом заделывал образовавшиеся трещины шпаклевкой, которую размешивал в миске для сухого завтрака и наносил ножом для масла, после чего смывал остатки в раковину и, конечно, забивал слив. Кончалось все тем, что двери хлопали все громче и сквозь тонкие стены все чаще доносился шум перебранки.
В результате всех этих неурядиц сжатая пружина распрямлялась, и мама вылетала за дверь. Она легко, как мне показалось, устроилась на работу в местный гольф-клуб, где помогала организовывать мероприятия: свадьбы, торжественные годовщины, юбилейные вечера. Работу в таких организациях мама никогда для себя рассматривала, считая их провинциальными и старомодными, но она всегда была толковой, способной к убеждению, очень обаятельной, да и зарплата здесь оказалась гораздо выше сестринской. Мать говорила, что тому, кто имеет опыт ночного дежурства в переполненном геронтологическом отделении, не страшны ежегодные общие собрания Ротари-клуба. Фактически это одно и то же! И вот мы уже привыкли к тому, что каждую субботу по утрам она уходит в туфельках на высоком каблуке, а домой приезжает в ночь на воскресенье. Перед телевизором она теперь красила ногти и гладила блузки. Подумать только – блузки! Сама мысль о том, что у матери могут быть такие вещи, как блузки или комбинации, юбка-карандаш, кожаный органайзер, собственный адрес электронной почты (я тогда впервые узнал, что это такое), казалась нелепой, но вполне сносной, если в результате нам не приходилось переживать из-за счетов за электричество. Мы могли бы даже привыкнуть к тому,
