type="note">[60]. Чтобы не допустить распространения инфекций, Харлоу держал животных в одиночных клетках вдали от родителей, братьев и сестер (ненароком смоделировав “ферму по выращиванию детей” из хрустальной мечты Уотсона.) В результате детеныши выросли более крепкими и здоровыми на вид, чем их дикие ровесники.
Но за цветущим внешним видом этих юных обезьян скрывалось отчаянное одиночество. Из-за того, что всю свою недолгую жизнь они находились в полной изоляции, они оказались неспособны даже к простейшему социальному взаимодействию с себе подобными. Оказавшись в обществе других приматов, они уходили в себя и съеживались, неотрывно глядя в пол. “Мы хотели получить саморазмножающуюся колонию, а получили самосозерцающую”, – говорил Харлоу[61]. Следовательно, решили висконсинские ученые, для формирования нормальной психики требуется нечто большее, чем правильное кормление. Но что?
Первая подсказка обнаружилась в пеленках, которыми выстилали клетки. Харлоу заметил, что обезьяны души не чаяли в этих тряпках, они стискивали их в кулачках и прижимали к груди, как ребенок тискает любимое одеяльце. (Когда пеленки отбирали, животные впадали в ярость.) Это трогательное поведение натолкнуло Харлоу на мысль провести эксперимент. Он решил растить следующее поколение обезьян, дав каждому детенышу по две искусственных матери. Одна “мать” была сделана из проволочной сетки, лампочка внутри обеспечивала тепло. Другая “мать” была деревянная, обтянутая резиновой губкой, а поверх губки – ворсистой тканью. В некоторых клетках проволочная имитация матери была снабжена бутылочкой с соской, в других обезьянки могли кормиться, лаская матерчатую куклу матери. Если скептики правы и связь между матерью и ребенком всего лишь зависимость от источника пищи, то детеныши вскоре предпочтут тут “мать”, которая их кормит.
Но вышло иначе. Не важно, к какой из “матерей” была приделана соска с молоком, обезьянки все равно предпочитали “мать”, мягкую, обитую резиной и тканью[62]. К тому времени, когда им исполнилось по пять месяцев, детеныши проводили с облюбованной “матерью”, тычась в нее носом, в среднем по пятнадцать часов в сутки. На проволочную “мать” они забирались, только чтобы поесть[63]. Вывод, с точки зрения Харлоу, был очевиден: развивающаяся психика отчаянно нуждается в удовольствии от физической близости. “Психологи, – по крайней мере, авторы учебников по психологии, – не только не выказывают никакого интереса к механизмам любви и привязанности, но словно бы и не знают об их существовании”, – сказал Харлоу в своем докладе Американской психологической ассоциации, посвященном экспериментам с обезьянами[64]. Но психологи жестоко ошибались. “Наблюдая за обезьянами, мы поняли одно – напишет он позже, – мы учимся любви даже раньше, чем жизни”[65].
Боулби немедленно ухватился за результаты экспериментов Харлоу. Обезьянки с их проволочными матерями были совсем как малыши в больницах: им требовалось не
Ibid. P. 146.
Harlow H. F.
Ibid.
Ibid.
Blum D.
