орёшь? – сурово спросила бабка.
– Давай тряпки! – она обратилась к Мэри.
Покопавшись с критическим видом в куче одежды, бабушка выбрала плотненькое платице, секундой переодела девочку, надела носочки и резиновые сапожки.
– А памперс? – пискнула Мэри робко. – Она иногда заигрывается…
Не отвечая, Валентина Макаровна поставила девочку на пол.
– Без трусиков? – настаивала молодая женщина. – Насекомые же заползут…
– Тебе б в башку залезли, – спокойно отозвалась бабка, – чтоб там хоть что-нибудь шевелилось.
Она подошла к кроватке Даниеля и, поджав губы, долго смотрела на него.
Он, как всегда, лежал, разглядывая ручки. Бабка покачала головой.
Она достала огромное полотенце скорее скатерть. Сняв с малыша всю одежду, бабка завернула его как куклу и понесла прочь.
– Стойте! – потрясённая, Мэри подхватила дочку и кинулась за ней следом.
– Куда вы несёте его? Куда? – чуть ли ни по плечо своей рослой свекрови, Мэри чувствовала себя настоящей курицей, у которой уносят цыплёнка.
Огромная дочка выскальзывала из её рук, женщина едва удерживала её.
«Это бред… – у Мэри голова шла кругом. – Что она делает?»
Она чуть не свалилась со ступенек. Артур сидел на крыльце и курил. Сунув ему Энн, Мэри снова заголосила:
– Валентина Макаровна!
– Машка!
Она не среагировала.
– Мэри! – голос Глеба прогремел как раскат грома.
Она дико глянула на Орлова: он шёл по двору с полными вёдрами воды. Мэри слышала, как за её спиной засмеялся Чёрнсын.
– Глеб! – она уже чуть не плакала. – Твоя мама…
– Мария! – он отозвался сурово. – Она Хозяйка здесь!
Поскуливая словно собачонка, Мэри потрусила за свекровью.
Валентина Макаровна вышла за пределы усадьбы на луг.
Развернув Даниеля, она, что-то приговаривая, покатала его по траве, мокрой от росы, словно полено, как чурку какую-то!
Мэри стояла, окаменев, она даже вдохнуть не могла.
А Валентина Макаровна, сильно растерев малыша, закутала его и передала матери.
– Пойди, одень.
Мэри потрогала сына. «Он даже не холодный…» – изумилась она.
Но тут мальчик по-настоящему поразил её.
Повернувшись к Валентине Макаровне, он «взгляну́л» на неё и чётко даже сердито произнёс:
– Баб!
– Вишь! – умилилась та. – Он меня «баба» назвал!
Мэри не ответила. «Э́то» было гораздо «бо́льшее».
Они даже не подумали учить его русскому. То, что сказал Даниэль, не было словом «бабушка». Это было слово «bad». «Плохая». Ну, или хотя бы «плохо».
Прижимая к себе сына, Мэри молча вернулась к дому.
– Доброе утро, мадам Орлова! – обратился к ней Артур,
