играть едой как там в городе. Только однажды, когда схватив тарелку, Энн хотела её облизать, бабка спокойно забрала тарелку и, поставив обратно, строго произнесла:
– Не ба́луй!
– Нь ба́у, – послушно согласилась девочка, протягивая ручки ещё за оладушками.
– Она и так толстая! – не выдержала Мэри.
Ей никто не ответил – и она снова занялась сыном.
Мэри никогда в жизни не чувствовала себя такой никчёмной.
Вся её помощь в подготовке завтрака ограничилась нарезкой хлеба и весьма условным накрыванием на стол.
К печи её и близко не подпускали, а с погребом вообще получилось такое…
Мэри сама уже не помнила, что именно Валентина Макаровна велела принести, но, оказавшись в холодном полутёмном помещении, молодая женщина совершенно потерялась.
Она не понимала названий, аккуратно написанных на банках и мешочках, спотыкалась о бочки и бочонки, пока наконец свекровь не устроила ей «экскурсию», буквально, тыча носом и объясняя, где и что…
– Вы сколько времени молоко кипятили? – поинтересовалась Мэри, видя, как Валентина Макаровна наливает Энн уже вторую кружку.
Свекровь не ответила, Олег Петрович ухмыльнулся сквозь усы, – и у Мэри просто руки опустились от ужаса.
– Я Зорьке вымя обмыл, Мария Михайловна, не волнуйтесь, – Чёрнсын лукаво покосился на неё.
Глеб также демонстрировал свою характерную улыбку, и в очередной раз Мэри подумала: «Это просто кошмарный сон… Это его штучки-дрючки».
После завтрака решено было, что Глеб займётся хозяйством, отпустив Чёрнсына с дедом и детьми в лес.
– Обещал медведя́ – покажу медведя́, – объяснил Олег Петрович. – Шкура у него сейчас никудышная, но животная вредная. Вон забрался тут к соседям: овечку задрал, собаку задавил. А место для засидки приглядеть надобно заранее.
Конь Огонёк, тёмно-гнедой, ласковый и спокойный, привлёк внимание мальчика.
– Плюс… – заявил он, трогая бархатный нос огромного животного.
Для Энн же, казалось, всё равно было куда залезать: на дерево, лестницу, или в данном случае на коня.
К неимоверному облегчению Мэри ей позволили переодеть дочку в спортивный костюмчик и даже надеть памперс.
Она сама не могла понять свои чувства. Там, в городе, она виделась с детьми всего несколько часов, а то и меньше, строго по расписанию, – и ничего!
А сейчас глядя на них, удаляющихся от неё прочь, женщина еле сдерживала себя, чтобы не закричать – и не рвануться следом.
Растерянная, она стояла у ворот, пока громкое «здра́сти!» ни вывело её из «столбняка», вернув в реальность.
Вздрогнув, Мэри взглянула на рядом стоящую женщину, где-то ровесницу Валентины Макаровны. Явно соседка ли, односельчанка, но она с любопытством осматривала Мэри с головы до ног.
– Валя-то дома?
– Да… Ой, извините! Здравствуйте, – Мэри торопливо впустила соседку.
Она
