произошло. Тогда брать будет легко.
128. Глубокая осень, голые деревья, грязь. Деревушка, серые избушки, сжатое жнивье на холмистом поле.
Отчаянный крик, страх и ненависть в голосе:
– Варяги пришли!..
129. Хмурые безропотные мужики отворяют амбары и хлебы. Выносят зерно, выводят скотину. Тащат свертки холстов и бочонки с медом.
С одобрительным видом знатока дружинник-проводник дует на мех шкурки в принесенной связке пушнины.
На крошечной грязной деревенской площади у колодца сидит Харальд на деревянном массивном грубом стуле – демонстративно спиной к происходящему. Он в кольчуге и шлеме, опирается руками на упертый в землю меч в ножнах. Смотрит поверх крыш и ждет.
За жердяной изгородью, за углом дома смотрит на него кучка бедняг-мужиков:
– Вот этот – начальный над ними, тот…
– Новый-то сборщик хуже старых.
– Недодашь – убивает всех… И не слушает ничего.
130. Крупно: колесо телеги едет по колдобистой грязи, тяжело переваливается под грузом через кочки, едет, и скрипит немазаная ось… скрипит и едет.
131. Огонь костра. Ночь. Крупные хлопья снега опускаются с черного неба на шатер пламени и исчезают над ним.
Блики огня на лице Харальда, сидящего у костра. Он кутается в плащ. Рядом – седой викинг, и княжий проводник, и прочие греются вокруг огня: зима начинается.
– Заждался великий князь, – говорит проводник.
– Умен Ярицлейв, – раздумчиво отзывается Харальд.
– Премудрый. Книги читает! – проводник.
– Викинги конунгу дань берут, а крестьяне у доброго конунга защиты от викингов просят… И конунг хорош, и викинги плохи, и крестьяне покорны, и дань собрана. – Харальд.
– Настоящий конунг, – одобрительно ухмыляется седой викинг.
132. Зима, снег, солнце – длинный тяжелый обоз втягивается в Киев. Звонят колокола на звонницах, сбегается праздный люд – поглазеть. Зипуны, платки; снежками перекидываются и в верховых викингов кидают, попадают, смеются.
133. Княжеское подворье, распахнутые ворота амбаров и хлевов. Мычащих коров заводят в хлевы, блеющих овец; ржущих коней ведут в княжеские конюшни мальчишки-тиуны. Тащат маленькие тяжелые бочонки с медом и катят тяжелые кадки с пивом. До крыши встают в амбарах штабеля мешков с зерном. Подвешивают к крючкам под балки крыш связки пушных шнурок. И отдельно ссыпают в три сундука деньги: пригоршни медных монет в большой, щепоти серебряных – в средний, редкие и маленькие золотые монеты – в самый меньший.
У сундуков стоит в распахнутой собольей шубе, в заломленной собольей шапке – Ярослав. Позади него двое ведут запись: в руках у них дощечки, на дощечках расправлены куски бересты, и они пишут по бересте заостренными металлическими палочками. Внимательно тычут палочками в сторону складируемого добра, шевелят губами, торопятся и стараются.
Подходит Харальд.
– Тебя долго не было, – говорит Ярослав.
– У тебя большая страна, – отвечает
